Заставьте же ее дочь стать женой вождя племени, пусть мать согласится на это. Став женой вождя, эта гордая испанка будет испытывать мучения, в сто раз сильнейшие, чем те, какие она претерпела бы у столба. А мать, свидетельница страданий дочери, не имея возможности успокоить или облегчить их, также будет страшно и постоянно страдать. Как вы думаете, не выше ли это мщение вашего?
Все вожди с энтузиазмом приветствовали эту речь, один Текучая Вода сомнительно покачал головой.
— Эта раса несговорчивая, — сказал он. — Ничего не может ее сломать. Эти женщины не согласятся, и не захотят принять предложения, которое покажется им бесчестным: они предпочтут смерть.
— Тогда они умрут! — вскричал яростно вождь.
Текучая Вода поднялся.
— Да, — сказал он, — мой сын Олень хорошо сказал. Эти бледнолицые, эти испанцы, которых гений зла в гневе послал на нашу землю, гонят нас, как диких зверей. Я сам несколько дней тому назад избежал их когтей только милостью Ваконды! Пусть мать будет рабой, а дочь женой того, кто овладел ею: таким образом наше мщение будет полным!
— Пусть будет так, — отвечал Белый Ворон. — Олень объявит пленницам решение совета.
— Хорошо, — сказал вождь, — я это сделаю. Прикажите все приготовить для казни, так как если они ответят отказом, то завтра умрут!
Совет разошелся, вожди удалились под навесы, устроенные для них женщинами, и каждый отошел ко сну.
Один мажордом не думал об этом. Он быстрым шагом направился к хижине, где находились пленницы. Подойдя к плетню, игравшему роль двери, индеец с минуту колебался, но, преодолев волнение, с силой отдернул плетень и вошел.
Обе женщины печально сидели у замирающего огня, с опущенными на грудь головами, задумчивые и молчаливые.
При шумном появлении вождя они быстро подняли головы, заглушая крик удивления и ужаса.
Индеец минуту смотрел на них с неопределенным выражением.
— Я вас испугал? — сказал он глухо, стараясь улыбнуться.
— Нет, — отвечала донна Эмилия, — ваше присутствие не пугает нас, оно возбуждает отвращение!
Вождь гневно сдвинул брови, но сдержался.
— Зачем, — отвечал он, — дразнить льва, когда находишься в его власти?
— Льва? — спросила она презрительно. — Койота, хотел ты сказать: лев храбр, его характер благороден. Он нападает только на достойных его ярости врагов.
— Хорошо, я — койот, — согласился он невозмутимо. — Оскорбление можно позволить тем, кто скоро умрет!
— Умереть! — закричала донна Диана с радостным движением, смутившим индейца. — О, благодарю, сеньор. Первый раз вы сообщаете хорошую новость. Когда должны мы умереть?
— Завтра! — отвечал он глухим голосом.
Несколько секунд длилось могильное молчание.
Мажордом продолжал.
— Вам очень надоела жизнь?
— Такая жизнь — да. Я предпочитаю умереть, чем быть пленницей и переносить всевозможные унижения!
— Вы можете обе жить, если захотите! — сказал он значительно.
Она сначала отрицательно покачала головой.
— На свободе! — прибавил он.
— На свободе? — вскричала молодая девушка, глаза которой заблестели надеждой.
Донна Эмилия положила ей руку на плечо, тихо улыбаясь, и обратилась к вождю.
— Объяснись откровенно, — сказала она. — За этими словами должна скрываться какая-нибудь страшная западня. На каком условии получим мы свободу? Нам нужно знать это условие, чтобы решить, можно ли принять его. |