Призрак исчез.

— Проклятие! — сказал он, бросая кругом гневные взгляды.

Долгий смех послышался ему в ответ. Потом голос, постепенно ослабевавший, произнес три раза с различной интонацией:

— На коней! На коней! На коней!

Путешественники были поражены. Все они видели странное существо, которое вдруг пропало, как будто поглощенное внезапно землей, и не могли понять, откуда оно явилось. Все это время храбрецы стояли неподвижно, не смея сделать ни малейшего движения.

Только двое из них, которые были упрямее или впечатлительнее других, отнеслись к необычайному происшествию иначе. По молчаливому соглашению они вскочили на своих лошадей и с двух противоположных сторон направились к лесу.

Это были дон Орелио Гутиеррец и канадский охотник Сумах.

Отсутствие их продолжалось долго, уже несколько часов компаньоны ждали их с нетерпением.

Наконец они показались, каждый со стороны, противоположной той, куда он поехал.

Они обыскали все кусты в лесу на протяжении четырех миль вокруг поляны, но все напрасно.

Канадец один раз услышал было отдаленный топот лошади, но этот шум был так далек и неясен, что из него нельзя было вывести никакого заключения.

Что касается дона Орелио, то для него лес был нем, как могила.

Они присоединились к своим компаньонам, захваченные случившимся. Твердое сердце и здравый смысл мешали им признать в нем что-либо сверхъестественное, и в то же время это была не галлюцинация.

К моменту их возвращения на поляну ночь уже приближалась к концу, звезды на небе побледнели и гасли одна за другой в глубине эфирного купола. Широкие перламутровые полосы начали бороздить горизонт. Цветы и растения пахли сильнее, а птицы, притаившиеся в листве, испускали первые робкие звуки прелюдии к обычному утреннему концерту. Скоро показалось и солнце.

Лошади были оседланы, и охотники ждали только возвращения двух товарищей, ушедших на разведку, чтобы тронуться в путь.

В ту минуту, когда дон Орелио хотел дать сигнал к отъезду, Сумах приблизился к нему и, взяв повод его коня, сказал:

— Подождите. Прежде, чем мы тронемся в путь, я хочу поделиться с вами некоторыми наблюдениями.

Мексиканец внимательно посмотрел на канадца. Он увидел на его лице такое серьезное выражение, что склонил голову и сказал:

— Я вас слушаю.

Сумах был человеком, одаренным такой дикой и слепой отвагой, для которой сражения — праздники и которая сокрушает все препятствия, как бы сильны они ни были. Об этом человеке рассказывали много необычного. Страх был ему незнаком, как и слабость, но он был канадец, то есть принадлежал к той суеверной расе, которую способно напугать ночью трепетание совиного крыла и для которой привидения почти догматы веры. Одним словом, этот человек, не страшившийся двадцати ружей, направленных в его грудь, трепетал при мысли о таинственном ночном призраке. Между тем — странный каприз человеческого ума — едва исчезла подозрительная фигура, он бросился за ней в погоню. Очевидно, его непреодолимое мужество возмущалось при мысли об этом невольном страхе, и он старался узнать суть дела.

Бесплодное рысканье по лесу помогло ему разобраться в своих мыслях, в его уме созрело убеждение, что сверхъестественное существо дало им совет, каким вовсе не следовало пренебрегать.

Вот что заставило его задержать отъезд и обратиться к дону Орелио.

— Слушайте, кабальеро, — сказал он с твердостью, — я только невежественный искатель приключений, для которого книги до сих пор были тайной. Я мало чего боюсь, но я христианин и католик и потому не могу верить, что бог без уважительных причин мог изменить естественный ход вещей. Что вы думаете об этом?

— Я вполне разделяю ваше мнение! — отвечал дон Орелио, бывший также добрым и ревностным католиком и никогда не думавший оспаривать догматы или верования.