Все лежали неподвижно и молча; расхаживали взад и вперед лишь солдаты в пикетах, выдвинутых далеко за насыпь. Любые разговоры были запрещены; попытка развести костер или хотя бы чиркнуть спичкой и разжечь трубку была бы воспринята как тяжкое преступление. Кони, бьющие копытами, стонущие раненые — все и вся, что могло производить шум, отправили в тыл. Ничто не нарушало тишину. Те, кому холод не давал заснуть, лежали вповалку на земле, дрожа, или сидели, обхватив себя руками, но не издавали ни звука. Каждый из нас потерял друзей, и все ждали на следующий день собственной гибели. Об этом стоит упомянуть: невозможно представить, что в мрачные часы той долгой ночи кому-нибудь взбрело на ум сыграть с нами отвратительную шутку.

На рассвете небо оставалось ясным.

— Теплый будет денек, — прошептал товарищ автора, поднимаясь на ноги в сереющем свете. — Нужно вернуть бедолаге его одеяло.

Труп сержанта лежал на прежнем месте, в двух ярдах от нас. Но поза была теперь иная. Тело лежало на правом боку, колени были подтянуты почти к самой груди, кисти рук — глубоко просунуты между бортами мундира. Воротник был поднят и закрывал уши. Голова ушла в поднятые плечи, подбородок упирался в грудь. Все говорило о том, что этот человек страдал от жестокого холода. Если бы не упомянутая ранее дыра от пули, мы решили бы, что сержант замерз до смерти.

Раб привычки

Дело было в Хоули-Баре, рудничном лагере близ Вирджиния-Сити в Монтане. Как-то раз игрок по имени Генри Грэхем, прозванный «Серым Хэнком», повстречался со старателем Дрейфусом.

Минувшим вечером они крупно повздорили за карточным столом, и теперь Грэхем пригласил Дрейфуса в салун и обещал поставить выпивку. Невезучий старатель принял это как извинение и с радостью согласился. Они расположились у стойки, и только Дрейфус поднес стакан к губам, как Грэхем хладнокровно застрелил его.

Случилось это в 1865 году. Спустя час после убийства Грэхем очутился в руках линчевателей. Тем же вечером, на закате, после справедливого, хотя и неофициального суда, он был повешен на ветке дерева, которое росло на небольшом холме и было видно всему лагерю. Сперва Грэхема собирались «вздернуть», как обыкновенно принято. Для этого через ветку была переброшена длинная веревка; дюжина пар рук готова была тянуть за веревку — но по неизвестной причине от первоначального плана отказались. Свободный конец веревки крепко привязали к кусту, а жертву заставили вскарабкаться на спину лошади. Удар кнута — и лошадь поскакала прочь, оставив Грэхема болтаться на дереве. Когда труп повис без движения, расстояние от земли до подошв сапог Грэхема составило примерно восемнадцать дюймов.

Тело пребывало в подвешенном состоянии ровно полчаса. К тому моменту, когда «судья» велел снять тело, толпа в большинстве своем еще не успела разойтись. Веревку отвязали от куста; два человека стояли наготове. Как только ноги Грэхема прочно уперлись в землю, они разом отпустили веревку — без сомнения, считая, что стоявшие вокруг подхватят тело и не дадут ему упасть. Однако труп мигом ринулся прямо в толпу, таща за собой веревку. Голова моталась из стороны в сторону, глаза вылезли из орбит, язык свисал изо рта, на посиневшем лице выделялись губы, покрытые пузырящейся кровавой пеной. Толпа разбежалась с воплями ужаса; люди мчались куда глаза глядят, спотыкались, падали друг на друга и изрыгали проклятия.