22. Подробнее о медитации. Кроме того, пусть Философ представляет, что воистину преуспел в своем служении и что его Господь явился ему и ведет с ним подобающую беседу.

23. О Тайном Треугольнике. Далее, памятуя о том, что три веревки по отдельности способен разорвать даже ребенок, но теми же тремя веревками, скрученными вместе, можно связать великана, пусть Философ научится сплетать эти три магических метода в единое Волшебство.

Для этого пусть поймет: три эти метода суть Одно не только потому, что цель их едина; они суть Одно еще и потому, что метод в действительности Един. Он сводится к тому, чтобы при каждом действии обращать к избранному Божеству мысль, исполненую любви.

А чтобы твоя крученая веревка не распалась, возьми еще один тонкий шнурок и плотно обвей им остальные. Под каковым шнурком следует понимать Мантру или Непрерывную Молитву.

24. О Мантре или Непрерывной Молитве. Пусть Философ вплетет Имя Избранного Божества в некую короткую и ритмичную фразу. Например, для Артемиды — «επελθον, επελθον, Αρτεμις»; для Шивы — «Намо Шивайя намах Ом»; для Мария — «Аве, Мария»; для Пана — «χαιρε Σωτηρ, Іω Παν»; для Аллаха — «Хуа Аллаху алази лайлаха илла Хуа».

Пусть он днем и ночью, механически и безостановочно, повторяет эту фразу в своем мозгу, который тем самым подготовится к пришествию избранного Господа и вооружится против всех прочих.

25. О деятельности и бездействии. Пусть Философ сменит деятельную любовь к избранному Божеству на состояние бездеятельного ожидания, доведя последнее едва ли не до отторжения, основанного, однако, не на отвращении, а на благородной сдержанности.

Как сказано в «Книге 65», II:59–60: «Я взывал к Тебе, и шел к Тебе, но всё вотще. Я терпеливо ждал, но Ты был со мной от начала».

Затем пусть снова вернется к деятельной любви и продолжает сменять эти два состояния до тех пор, пока в чередовании их не установится определенный ритм, как во взмахах Маятника. Но пусть примет во внимание, что для этого требуется величайшая осознанность, ибо ему придется отрешиться от себя и наблюдать за сменой этих фаз чуть ли не со стороны, а это — высокое Искусство, еще не вполне доступное на степени Философа (и, более того, владение им не столько помогает, сколько, наоборот, создает помехи в практике служения).

26. О безмолвии. В ходе этой практики может наступить такой момент, когда все внешние символы служения исчезнут, когда душа словно бы онемеет перед лицом своего Божества. Имей в виду, что это не остановка в работе, а преображение бесплодного семени молитвы в зеленый росток страстного томления. Томление это зарождается самопроизвольно, и ему надо предоставить расти естественным путем, каким бы оно ни оказалось — сладостным или мучительным. Ибо зачастую оно причиняет страдания, подобные всем мукам ада, в котором без передышки горит и корчится душа. Но рано или поздно этому придет конец, и тогда возвращайся сразу же к вышеописанному Методу.

27. О сухости. Другое состояние, в которое время от времени может погружаться душа, — это «темная ночь». Воистину, душе непостижимо, сколь глубока ее очистительная сила! Она подобна скорее смерти, нежели страданию. Но эта смерть необходима для того, чтобы свершилось воскресение в теле славы.

Состояние это надлежит стойко претерпеть, не пытаясь смягчить его какими бы то ни было средствами. Чтобы прервать его насильно, пришлось бы прервать всю практику в целом и вернуться во внешний мир.