Казалось, зал в напряженной тишине читал его мысли. И, похоже, коллеги его поняли.

— Прошу голосовать, кто за то, чтобы сместить с поста генерального директора “Дайвер-ТВ” Якова Ивановича Гуровина, прошу поднять руки.

Леонид закрыл глаза.

Потом заставил себя посмотреть в зал. Руки поднялись, но не все.

— Надо считать, — заметил кто-то.

Тут же вскочила секретарша Люба и стала быстро пересчитывать поднятые руки.

Дюков пощипывал бородку, губы его шевелились, он тоже считал.

— Семьдесят два, — сказала Люба.

— Прошу опустить. Кто против?

Снова поднялись руки. И Крахмальников подумал, что их было куда меньше.

Люба снова принялась считать. И это длилось бесконечно долго.

— Семьдесят два, — повторила Люба растерянно.

— Я не голосовал, — произнес Крахмальников. — Я против.

И поднял руку.

Дюков встал и вышел из зала.

Балашов и Захаров составили план-ураган, включающий в себя дикторский текст, кусок интервью с приятелем Альберта из МУРа, бой в стоматологическом кабинете, коротенькие комментарии. Все тексты написали сами, не доверяя Савковой. Специально вызванный гример, прославившийся тем, что может неузнаваемо обезобразить самое красивое лицо, “привел в порядок” Антона: подчернил синяк под глазом, пустил пару шрамов по щеке. Лицо журналиста приняло оттенок мужественности. Он стал похож на человека, единолично вступившего в схватку с бандитами. В принципе почти так оно и было, если, конечно, не считать некоторых нюансов.

Червинский решил воплотить свою давнюю задумку — снять весь выпуск ручной, движущейся камерой. Ведущие должны переходить от монитора к интервьюируемым, к ним будут подбегать редакторы, подносить тексты — все в динамике.

Игорь совершенно замучил осветителей, заставляя их снова и снова включать и выключать приборы. Загонял компьютерщиков, каждый раз отвергая предложенный шрифт для титров. Иван Афанасьевич как оператор-постановщик распорядился принести не две, как обычно, а четыре камеры. Для острастки дали полный разгон азээшникам — чтобы не напутали с записью, как это уже не раз случалось.

В одиннадцать ровно Червинский решил провести Тракт — полный прогон. Пожалуй, сегодня впервые в жизни Игорь подошел к делу так, как положено.

— Может, это моя лебединая песня. Уйду вот завтра от вас, будете вспоминать.

Он нервничал. Его жутко злил Балашов, обычно уверенный в себе и даже развязный, а сейчас, перед камерой, скованный и напряженный. Будто вчера только на телевидение пришел. Конечно, ему больно говорить, все-таки вывихнутая челюсть и выбитые зубы не шутка, но коль уж напросился в эфир, то и веди себя соответственно. Делает какие-то несуразные движения руками, поеживается, почесывается. Мрак. Читает с суфлера. Хоть бы шуточку какую запустил.

— A3, сюжет номер один, — сказал Червинский ассистенту.

— A3, сюжет первый, — передал тот в аппаратную записи.

На мониторе под диким ракурсом появилась комната. На переднем плане крупно мелькнуло лицо элегантного господина. Алик. На заднем — испуганное лицо Антона, рот которого закрыт волосатой рукой стоящего за его спиной бритоголового качка.

— A3, заставка, — распорядился Червинский. Пошли позывные и заставка вечерних новостей.

— A3, сюжет номер два, — скомандовал режиссер.