— Мама, — сказал Леонид Василию, — ну как ты, мама?

— Да ничего, сынок, помаленьку. — Капитан взял ручку и бумагу. Рассказывай.

— Мамочка, я сегодня домой не приеду. Не подумай ничего такого, я просто тут на новой работе задержался, и мне предлагают остаться. Здесь же санаторий, и многие учителя остаются ночевать. Да, мама, да. Приеду завтра в середине дня, после занятий. Откуда звоню? Из кабинета директора. Отсюда очень трудно дозвониться, перебои на линии.

— И более уединенного места не нашлось? — недовольно пробурчал Василий.

— Ну, мамочка, конечно, нет. Сюда звонить неудобно, здесь только один телефон. Да, люди

прекрасные, мне все нравится.

— Но ты что-нибудь нарыл?

— Еще как! Завтра, все завтра, это не горит. Целую тебя, мамуля.

— Спокойной ночи, крошка.

Следователь Гоша во время разговора беспокойно ерзал на стуле и посылал Ленечке многочисленные воздушные поцелуи.

— Похоже, Леонид решил прикидываться сентиментальным идиотом маменькиным сынком5, но что-то он там узнал, завтра расскажет, — резюмировал Василий. — Не пора ли нам, следователь, по домам? Мы консерваториев не кончали, так что вполне заслужили здоровый сон.

— Почему бы не рассказать нам этого сегодня? — Гоша был недоволен.

— Потому что он не нашел телефона без свидетелей.

— Салага! — Гоша в четные дни месяца бывал необычайно строг.

Леонид появился, как и обещал, на следующий день к обеду. Зрители в лице Василия и Гоши заняли места на подоконнике и приготовились слушать.

— Итак, девушка там мутила воду основательно, — начал Леонид, директор, трусоватый парнишка, даже предлагал ей уволиться, потому что эта ихняя Рэне просто на стенку лезла, и он нашу Грушину так и предупреждал — лучше уходи тихо, а то как бы чего не вышло.

— А она не хотела уходить? — спросил Гоша.

— Не то чтобы не хотела, а просто еще не собралась. Но у начальницы на нее зуб вырос огро-менный. И дело было уже не только в уходе или не уходе, а в том, что она боялась, как бы наша Грушина не разболтала всего, что там происходит.

— А что такого там происходит? — на этот раз вопрос задал Василий.

— Кошмар! Дурят голову нашему брату. Сумасшедшая баба придумала себе игрушку в виде пансиона для одаренных детей, не имея ни малейшего понятия ни о педагогике, ни о детях, ни об одаренности.

— Вась, ты послушай, как он заговорил! — Гоша всплеснул короткими ручками. — Нет, Вась, с его педагогических фортепьянных высот он сразу все это увидел! Особенно он об одаренности имеет обширные представления!

— Что ты разорался? — Леонид обиженно засопел. — Это ж не я придумал, я ведь с людями разговаривал, с педагогами. Они в один голос все это говорят. А потом и видно — дети запуганные, несчастные, неприкаянные, никто их не учит…

— Кроме тебя. Ты их музыке-то уже небось обучил? — Василий растопырил пальцы и постучал ими по столу. — Да и видел я этих учителей. Лживые уроды.

— Отстань. Какие-никакие там учителя, но все-таки учителя. И они все в ужасе.

— А чего ж они там сидят и в этом участвуют? — Похоже, Гоша твердо решил вывести Леонида на чистую воду.

— Деньги. Мани. В школе они получали рублей семьсот, а здесь — от пятисот баксов и дальше.