Она погибла. Если после такой ночи он мог ее покинуть, это значило, что она погибла навсегда. Скоро Гарри уедет в Нью-Йорк и уже не вернется.

Не в силах сдержать слез, Алессандра встала под душ. Потом она вытерлась махровым полотенцем, желая лишь, чтобы с такой же легкостью можно было стереть из ее памяти воспоминания об этой ночи.

Гарри точно угадал момент, когда Алессандра заметила его. Она приближалась к перекрестку Галч и Главной улицы, и тут он поравнялся с ней.

Она затормозила свой фургон перед офисом «Веселых горничных». Следующей ее остановкой было приземистое здание на Киллингуорт-лейн.

Она долго стояла, будто ждала, что он приблизится к ней, но Гарри не мог двинуться с места — это означало бы признание того, что он следит за ней. Да и что он мог ей сказать? Поблагодарить за еще одну восхитительную ночь в его жизни?

Оглянувшись на его машину, Алессандра наконец взяла коробку со всем необходимым для работы, подошла к парадной двери и скрылась внутри. Прошло не менее полутора часов, прежде чем она появилась снова и нерешительно посмотрела на него, будто надеялась, что он выйдет из машины, подойдет к ней, заговорит. Но Гарри не сделал этого.

По тому, как Алессандра садилась в машину, и по тому, как, резко рванув с места, выехала на улицу, он понял, что она взбешена.

Ее следующая остановка была прямо за углом. На этот раз, вместо того чтобы забрать корзину с необходимыми принадлежностями из машины, она вышла и направилась в его сторону.

Ах, черт возьми!

— Ты делаешь вид, что вчерашней ночи не было?

Слова звучали резко, как пощечина, а когда она заглянула в открытое окно его машины, лицо ее показалось ему напряженным.

— Значит, мы вернулись к так называемым нормальным отношениям? Ты держишься от меня на расстоянии и не хочешь со мной разговаривать, если не считать тех случаев, когда ты трахаешь меня?

Последние слова Алессандра произнесла шепотом. Она выглядела такой несчастной и растерянной, что Гарри закрыл глаза, лишь бы не видеть этого. Он знал, что ему не следовало оставаться у нее прошлой ночью. Он совершил ужасную ошибку.

— Послушай, ты ведь сама попросила меня…

Он решительно не мог уехать. Вся его воля куда-то исчезала, как только речь заходила об этой женщине.

— Значит, ты собираешься колесить за мной по всему городу до понедельника, а потом удрать? — спросила Алессандра; в глазах ее Гарри увидел слезы и надежду, будто она опасалась услышать его.

В течение всего пути сюда его преследовала мысль о необходимости заполнить страшную пустоту, вызванную гибелью Кевина, излечить страшный ожог, все еще болевший у него внутри и гнавший его преследовать Майкла Тротта. Но сможет ли он объяснить ей все это? Вряд ли она поймет. Да и никто бы не понял. Он и сам не понимал, почему это так важно.

Глядя в ее бледное, осунувшееся лицо, Гарри вдруг почувствовал, что, если не нагрубит ей, то, не ровен час, сам заплачет.

— Не знаю, чего ты от меня хочешь, — сказал он. — Чтобы я посылал тебе цветы? Это не мой стиль. Может быть, предложить тебе выйти за меня замуж? Солгать и сказать, что моя любовь к тебе никогда не умрет? Не вижу смысла играть в такие игры. Я уезжаю в понедельник и уже попрощался с тобой.

Гарри видел, как надежда в глазах Алессандры исчезает и сменяется смертельной пустотой: зайдя слишком далеко, он погубил то, что она чувствовала к нему. Он убил ее любовь. Алессандра пошла прочь, но вдруг, остановившись, обернулась.