Они поехали в отпуск, провели неделю в Мексике, на острове Косумель. Господи! А что, если Гриффин проиграл деньги или спрятал их где-нибудь там, вдалеке?

Весна уже вошла в силу. Все цвело. Цветы и…

Она стремительно выпрямилась. Гриффин на заднем дворе с лопатой и граблями сажает азалию.

Алессандра вернулась домой рано после одного из бесчисленных детских праздников, приглашения на которые она постоянно получала в качестве жены Гриффина. Оправдавшись плохим самочувствием, она уехала до того, как подали десерт и открыли подарки. На самом деле она просто не могла этого терпеть, не могла вынести вида еще одного очаровательного крошечного розового или голубого костюмчика — ей просто становилось от этого тошно.

Застав Гриффина дома, она изумилась, увидев, что он работает во дворе, — ведь они платили огромные деньги ландшафтному дизайнеру, приходившему раз в неделю ухаживать за участком, так как Гриффин страдал аллергией и к тому же терпеть не мог пачкать руки. И все же он был тут, на заднем дворе, и сажал азалию, ту самую, которую хотел непременно сохранить за собой по условиям договора о разводе. Он собирался выкопать и забрать ее как раз в этом месяце, как только земля достаточно оттает, чтобы в нее легко входила лопата.

Именно эту азалию она сожгла двое суток назад.

Охваченная новым приливом энергии, Алессандра заставила себя подняться и вышла из гаража в поисках лопаты.

— Где Эмили?

Шон поднял голову от книги, прикрывая глаза рукой, как козырьком, чтобы лучше видеть тетку в ослепительном солнечном свете. В ее словах не было смысла, потому что Эмили все время была у него на глазах — она строила замок из песка у самой воды.

Она… Где?

Исчезла!

Ее красное ведерко лежало на боку возле небольшой горки песка, но Эмили не было. Что за чудеса!

Шон встал. Сердце его заколотилось сильнее. Сегодня Тихий океан был спокоен, но, даже когда он был спокоен, его волны могли опрокинуть четырехлетнюю девочку и утащить ее, даже такую крепкую девочку, как Эм.

Мардж уже с решительным видом направилась к мужчине и женщине, устроившимся неподалеку на одеяле, и до Шона доносился ее звонкий голос: она спрашивала, куда пошла маленькая девочка. Купальный костюм Эм был ярким, веселого желтого цвета, по контрасту с которым ее темные глаза и волосы казались еще темнее. Шон оглядел волны, но не заметил ни одного яркого пятнышка. Снова приставив ладонь к глазам, он повернулся сначала в одну, потом в другую сторону и вдруг сквозь поднимающуюся от воды туманную дымку увидел ее костюм.

Крошечное желтое пятнышко — далеко-далеко, очень далеко, в северной части пляжа, ближе к Кармелу. Шон бросил книгу и во весь дух помчался туда. Сердце его бешено колотилось, в желудке вдруг забурлило. Он молил Бога, чтобы желтое пятнышко оказалось костюмом Эмили, а не брошенным детским ведерком или лопаткой. Предполагалось, что Шон должен был следить за ней, отвечать за ее безопасность; как же он мог допустить, чтобы случилось такое? А что, если она подошла слишком близко к воде? С океаном шутки плохи — волна могла сбить девочку с ног, опрокинуть… Она могла утонуть. А что, если Эм уже мертва?

Такое случалось, Шон уже знал, что так бывает. Люди умирали. Люди, которых он любил, могли уйти в город, или прогуляться по пляжу, или просто завернуть за угол и не вернуться. Но Эмили…

Шон не был уверен, что сможет жить, если Эмили умрет, и, Господи, как он посмотрит в глаза отцу?

Где-то внутри его возникла боль, но он не обращал на нее внимания и продолжал бежать, не спуская глаз с далекого желтого пятна. Оно росло: он уже мог видеть темноволосую головку, две тонкие ручки, две ножки… Это была Эмили.

Он резко остановился. Эмили сидела на корточках и рассматривала раковину. Слава Богу! Шон испытал безмерное облегчение, а потом желудок его начал судорожно сокращаться, вызвав волну тошноты… Он упал на колени, и его вырвало прямо на песок пляжа.