Чувствую, как в груди все сжимается сильнее и сильнее, пока мне не становится трудно дышать, а в горле начинает жечь от накатывающих слез. Я киваю и пытаюсь улыбнуться, но мое лицо искажается, и я отворачиваюсь, пока он не увидел.

Торопливо иду по коридору в женский туалет, глотая рыдания, но позади слышу его быстрые шаги, после чего рука Оливера обнимает меня за плечи.

— Блядь. Нет. Лола, не уходи. Я дурак.

Я не поворачиваюсь к нему лицом и лихорадочно вытираю щеки. Это так унизительно. Терпеть не могу плакать в одиночку, но при свидетелях еще больше. Я будто попала под дождь: в один миг лицо было сухим, в следующий — захлебываюсь слезами.

— Ты не дурак. Это все я, — говорю я, и по моему голосу понятно, что я плачу. — Я так боялась все испортить с книгами, что в итоге испортила с нами.

Он мягко поворачивает меня к себе, и я смотрю на него и представляю его в своей комнате, снимающего с меня одежду вместе с этим помешательством и возвращающего нам — нас.

— Я не целовал ее, — говорит он. — Мы поужинали, но я не позволил произойти ничему большему.

Я киваю и сдерживаю облегченный всхлип.

— Но ты ожидаешь от меня не пытаться двигаться дальше? — тихо спрашивает он. — Ты предложила мне просто сидеть сложа руки, пока сама без меня налаживаешь свою жизнь. Это чудовищная просьба, Лола.

Я кладу ладонь ему на грудь, и слова вылетают из меня беспорядочным месивом:

— Не думаю, что мы думаем об одном и том же, — запинаясь, говорю я. — Не думаю, что я имела в виду, и то, что ты думал, я имела в виду, — это одно и то же. И с моими словами то же самое. И прости меня.

Он слегка отодвигается от меня.

— Мне не верится, что этот разрыв был просто… из-за недопонимания. Ты говорила довольно ясно.

— Я хочу поговорить об этом, — говорю я. Пытаюсь хоть как-то упорядочить свои мысли, но тут так громко, плюс я чувствую, как все наши смотрят на нас. — Не здесь. Может, позже?

Он кивает и смотрит на мой рот. Потом вместо этого начинает мотать головой и говорит:

— Я не знаю, Лола. Не знаю. Творится полная херня.

Он паники у меня пересыхает в горле.

— Я не хочу, чтобы все закончилось, и…

Оливер останавливает меня мягким «Ш-ш-ш» — и протягивает руку, чтобы заправить мне прядь волос за ухо. Смотрит на свою руку, которая движется сама по себе, после чего безвольно роняет ее.

Где-то в глубине моей груди мое сердце грохочет, не переставая. Знаю, это никогда не прекратится. Мы не можем прокрутить стрелки часов назад или остановить время.

— Я скучаю по тебе, — произношу я.

Он улыбается, глядя в пол, взгляд голубых глаз такой нежный.

— Я тоже скучаю по тебе, Сладкая Лола.

Я чувствую смесь отчаяния и облегчения. Когда он называет сейчас меня Сладкой Лолой, я задумываюсь, если ли шанс у нашей дружбы после всего этого, и чем это будет: счастьем или пыткой.

— Я думала, ты скажешь, что поцеловал Хард-Рок Эллисон.

Оливер слегка морщится, так мило и грустно одновременно.

— Я не стал бы это делать. Я не чувствую по отношению к ней ничего такого, — он потирает свою щеку и смотрит в сторону. — Я злился и просто хотел отвлечься, но не предал бы собственные чувства, — он издает невеселый смешок. — Твоя любовь клеймом выжжена в моем мозгу; и твои поцелуи — по-прежнему единственные, какие я хочу.

Под весом моих чувств у меня внутри что-то переворачивается, и, прежде чем я соображаю, что говорю, выпаливаю:

— Хочешь, я приеду сегодня к тебе?

Оливер на мгновение закрывает глаза и пытается улыбнуться, но у него ничего не выходит.