— Думаю, твоя все же проще, — замечаю я и добавляю: — более изящная. Она начинается с параллельной временной петли. И здесь не нужна ретроспектива.

Она согласно кивает.

— Наверное, мне нужно просто услышать, что они скажут. Все просто, пока это только я и мои книги, плюс мои же идеи. И все становится иначе, когда сюда вовлечены большое количество людей.

Произнесенное грузом повисает между нами. Она собирается позволить Остину и сценаристам себя переубедить? Может, ей и стоит. Но у меня такое чувство, что я бы не стал. Будь я на ее месте, не уступил бы.

— Это ведь не потому, что ты трусишь? — спрашиваю я.

Лола наклоняет голову набок.

— У меня здесь нет опыта, — замечает она, добавляя: — я имею в виду фильм.

— Но ты знаешь саму историю. Рэйзора. И Куинн.

Ведь Куинн — это ты, хочу сказать я. Не дай ему изменить тебя. Не позволяй сексуализировать твой путь от хаоса к триумфу.

Кивнув, она снова поворачивается к окну.

— Знаю. Просто хочу понять, как с этим справиться.

— Что, если он будет настаивать на восемнадцатилетней Куинн? — интересуюсь я. — Или скажет, что без романтической сюжетной линии история Голливуду станет не нужна?

Лола оборачивается и смотрит на меня, и ловлю вспышку ярости в ее глазах, после чего перевожу взгляд на дорогу.

— Возможно, он прав, — говорит она. — Тогда это полный отстой. И да, выходит, что история должна быть романтической, чтобы стать коммерческим кино. Мы ведь не делаем из этого арт-хаус, а продали идею крупной студии. Прибыль тут — ключевое понятие. И в общем-то я знала, на что шла.

Я прекрасно понимаю, о чем она, но внутри у меня все сжимается.

— Ты не станешь оспаривать?

— Конечно, стану, — говорит она. — И я знаю, о чем ты скажешь, но думаю, я хочу осознавать, что принимаю правильное решение. Видел бы ты ту встречу. Анджела и Ройя не сказали и по три слова, но они ведь исполнительные продюсеры. А по контракту у меня не очень много места для маневров.

— Правда? — я вполне в курсе обсуждения образов женских героев в индустрии создания комиксов, но по-прежнему удивлен, что фильм Лолы в общем-то ей не принадлежит.

Она кивает.

— Мне двадцать три. Я первая женщина, по комиксу которой создадут большое кино, и одна из немногих авторов, которые сами создают себе иллюстрации. Будь я Стэном Ли или Джеффом Джонсом — да хоть неизвестным парнем моего возраста и опыта — я могла бы им в подробностях объяснить, какого хрена им нужно делать, и все бы послушались. У мужчин твердое убеждение, что только у таких же, как они, есть так называемое деловое чутье. А если я приду туда как Лола Кастл и начну спорить, скажут, что я бесцеремонная, и что со мной не сработаться. Может, кто-нибудь даже использует термин сука.

Я чувствую, как моя челюсть сжимается. Знаю, она права, но все же.

— Это же хрень какая-то.

— Так устроен мир, — замечает она. — Первый вопрос, на который мне приходится отвечать, — это каково быть женщиной в индустрии комиксов? И так на каждом интервью. Второй вопрос — читает ли кто-нибудь из моих подруг комиксы.

Охренеть. Я никогда не думал об интервью в таком ключе. Кажется, там задают разумные вопросы, но чуть в сторону — и вылезает подобный бред.

— Как думаешь, Брайана Майкла Бендиса кто-нибудь когда-нибудь спрашивал, читают ли его друзья комиксы? — спрашивает она.