На звук шагов из бытовки, шаркая подошвами стоптанных башмаков, медленно вышел Головин, что-то пережевывая на ходу. В одной руке – истертая ложка, в другой – миска с неаппетитным на вид варевом из чечевицы. Плешивый гном жил здесь же, в бытовке, заодно охраняя свой бесценный склад. Перестав шевелить мясистыми губами, Головин подслеповато прищурился на вошедших. Прямо чувствовалось, как мысли тяжело ворочаются в круглой как шар голове. Хмуро сдвинув кустистые брови, Пятница поскреб ложкой спутанную бороду, не замечая, что к ложке прилипли волосы, а борода вымазалась в каше. Зная характер молчуна, Поляков без лишних разговоров сразу направился к двери склада. Пока Головин сам заговорит – петух родит.

– Открывай, – привычным уверенным тоном приказал Грешник. – Ты знаешь, зачем я здесь, Робинзон должен был тебя предупредить.

– Предупредил. А бабы чего с тобой? – неприветливо буркнул завхоз.

– А ты догадайся с трех раз, Головин. Совсем мозги мхом заросли?

– Отец надолго уходит, можем больше и не увидеться, – с трудом сдерживая неприязнь, ровным голосом пояснила Фиона.

– Проводим Серёжу и вернемся, – торопливо добавила Майя… – Как же не проводить-то…

– Тихо уже, закудахтали. Открывай склад, Головин, пока я сам это не сделал. Времени у меня в обрез, мне еще караванщиков догонять. Нужно по-быстрому затариться ценным барахлом для обмена на лекарства и выходить. Язва уже передала тебе список?

– Не было ее.

Про Борова, кстати, ни слова. Как-то даже подозрительно. Неужто еще не нашли? Вечный бардак с этим Пятницей, да и его помощники работают как сонные мухи, совсем от рук отбились, дармоеды. Но сейчас это даже на руку.

– Тогда сходи и поторопи ее, старый пень. Сказано же – времени в обрез! Открывай, мать твою!

Заставить Головина торопиться – все равно что теплом дыхания растапливать лед в морозильнике. Завхоз прошаркал к столу, бережно опустил на него миску, облизал ложку – Фиона скривилась с таким видом, словно ее сейчас вырвет. Пошарил по поясу, звякнув связкой ключей. Начал медленно перебирать ключи, оглядывая каждый так внимательно, словно видит впервые.

Поляков вырвал связку из его рук, бесцеремонно отпихнув завхоза плечом в сторону.

– Не мешайся-ка ты под ногами, Головин. Иди лучше Язву поищи.

– Многовато себе позволяешь, – злобно заскрипел гном, но сразу умолк, когда за его спиной «деликатно» лязгнул оружейный затвор, а в затылок уперся ствол «Витязя». В бесцветных глазках Пятницы, глубоко утонувших под бровями в провалах глазниц, блеснула злоба. Он не испугался. Но возражений больше не последовало. И он, конечно же, понял, что происходит. Дураком он не был, иначе бы не задержался в завхозах.

– У отца. Нет. Времени! – выделяя каждое слово, свирепо проговорила дочь.

– Подержи его пока на мушке, – одобрительно кивнул Поляков, увлекая жену за собой, – а мы пошарим по складу. Дернется – пристрелишь. Но только в крайнем случае. Без глушака далеко слышно будет. И стойте на виду, от двери не уходить.

– Я поняла, пап.

Поляков прошелся вдоль забитых имуществом стеллажей, возвышавшихся до потолка по обе стороны помещения. Упаковки газовых зажигалок, полулитровые баллончики к ним для заправки, пакеты с одеждой, ящики с термосами, светодиодными фонарями, фляжками и одноразовой посудой, пальчиковые аккумуляторы и зарядные устройства к ним, фильтры к респираторам, пластиковые пеналы с таблетками сухого спирта. И много чего другого. Из всего этого богатства требовалось как можно быстрее забить три рюкзака только самым необходимым. Тем, что не будет обременять в пути, но сгодится на первое время для обмена на более-менее комфортную жизнь в метро.