К концу сентября он уже ожидал смерть с надеждой. К середине октября боль дошла до того предела, что он всерьез стал бояться, что не умрет.
Приступы головной боли обычно сопровождались фантомным звуком, который мог слышать лишь он один, — звуком, похожим на отдаленное чириканье тысячи маленьких птичек. Порой ему чудилось, что он почти видит этих птичек — он представлял их как воробушков, — дюжинами облепивших телефонные провода и коньки крыш, как они обычно делают весной.
Мать повела его к доктору Сьюарду.
Доктор Сьюард поглядел ему в глаза через офтальмоскоп и покачал головой. Потом он задернул шторы, выключил верхний свет и велел Тэду смотреть на белый кусок стены в кабинете, а сам карманным фонариком стал быстро высвечивать и гасить яркий кружок на стене.
— Тебе не дает это каких-то забавных ощущений, а, сынок?
Тэд отрицательно качнул головой.
— Не чувствуешь слабости? Как будто вот-вот можешь потерять сознание?
Тэд снова помотал головой.
— Чувствуешь какой-нибудь запах? Как от гниющих фруктов или паленого тряпья?
— Нет.
— А как насчет твоих птиц? Ты слышал их, когда смотрел на вспышки света?
— Нет, — ответил сбитый с толку Тэд.
— Это нервы, — позже сказал его отец, когда Тэд был выпровожен в приемную. — Этот чертов парень просто живой клубок нервов.
— Думаю, это мигрень, — сказал им доктор Сьюард. — Довольно необычный случай для его возраста, но иногда встречается. И еще, он производит впечатление очень… впечатлительного…
— Да, он впечатлительный, — не без некоторой гордости подтвердила Шейла Бюмонт.
— Что ж, позже, вероятно, можно будет подобрать метод лечения. А сейчас, боюсь, ему придется просто терпеть.
— Ага, и нам вместе с ним, — буркнул Глен Бюмонт.
Но это были не нервы, это была не мигрень, и этим все не кончилось.
За четыре дня до кануна Праздника Всех Святых Шейла Бюмонт услыхала, как один из мальчишек, с которыми Тэд каждый день ждал школьного автобуса, вдруг испустил громкий вопль. Она выглянула из окна кухни и увидела своего сына, в судорогах валяющегося прямо на дороге. Его пакет для ленча лежал в двух шагах, а фрукты и сандвичи вывалились прямо на мостовую. Она выбежала из дома, отогнала сгрудившихся вокруг Тэда ребятишек и беспомощно застыла, боясь дотронуться до сына.
Если бы большой желтый автобус с мистером Ридом за рулем появился чуть позже, Тэд мог бы умереть прямо там, в двух шагах от собственного дома. Мистер Рид служил врачом в Корее. Ему удалось откинуть голову мальчика назад, что позволило Тэду сделать вдох и не задохнуться от собственного запавшего в горло языка. На «скорой помощи» его отвезли в Бергенфилдскую районную больницу, и доктор по имени Хью Притчард оказался как раз в дежурном покое, где пил кофе и травил разные байки своему приятелю про подвиги на поприще гольфа. А доктор Хью Притчард, как выяснилось, был лучшим нейрохирургом в штате Нью-Джерси.
Притчард велел сделать рентген и внимательно изучил снимки. Потом он показал их Бюмонтам, попросив с особенным вниманием взглянуть на слабое затемнение, которое он обвел желтым восковым карандашом.
— Вот, — сказал он. — Что это?
— Откуда нам знать? — вопросом ответил Бюмонт. — Ведь это вы врач, черт побери.
— Верно, — сухо заметил Притчард.
— Жена говорит, это было так, словно его хватил удар, — пояснил Глен.
— Если вы имеете в виду припадок, то да, — кивнул Притчард. — Если вы имеете в виду эпилептический припадок, то я уверен, что нет. |