— Он улыбается.

— Он обнажает зубы, это не то же самое, — Таша громко ахнула: — Антониетта! Что у тебя на шее? Это же засос.

Антониетта почувствовала внезапное жжение и пульсацию на шее, что незамедлительно вызвало реакцию во всем теле. В центре живота затеплилось пламя. Ответная пульсация появилась меж ее ног. На какой-то момент она словно ощутила его вкус в своем рту. Дикий. Неприрученный. Но тайные, сексуальные мечты лучше оставить для ночи, а не для все еще длящихся дневных часов. Пульсация распространилась, охватив ее грудь. Она постаралась не покраснеть, вспоминая прикосновения губ Байрона, влажных, горячих и обезумивших, к своей коже. Она ладонью прикрыла свою шею, задерживая там его поцелуй, этой маленькой лаской сохраняя его для себя.

— Это засос! Прошлой ночью он был здесь, с тобой! — это было обвинение, не меньше, словно Антониетта находилась под следствием за преступление. — Ты впустила Байрона Джастикано в свою постель! Взгляни на себя, во что ты одета! — Таша была близка к истерике. — Эти кружева едва прикрывают тебя! У тебя совсем, что ли, нет стыда?

— Таша, — Антониетта заставила себя сохранять спокойствие, в то время как ей хотелось выставить кузину из комнаты. — Ты сама купила мне эту ночнушку. Я сплю в ней, потому что так удобно, и я всегда предполагала, что ты воплощение изящного вкуса.

— Ну, да, я тоже так думала, по правде, — Таша несколько смягчилась. — Но мне не хотелось бы, чтобы ты надевала ее для этого ужасного человека. Он охотник за приданым, гоняющийся за твоими деньгами. Все это время притворяясь, что дружит с nonno, он в действительности желал соблазнить слепую женщину.

— Тебе обязательно все время быть такой драматичной, Таша? Мне тридцать семь лет. Не думаешь ли ты, что я никогда не была с мужчиной? Может это тебя и удивит, но не обязательно обладать зрением, чтобы спать с кем-то. — Антониетта натянула халат и надела темные очки. — И я не понимаю, почему ты говоришь, что мои шрамы ужасны, когда они едва заметны, — она прошла мимо кузины в огромную ванную комнату. Ей следовало бы переспать с ним. Она повела себя как полная идиотка, не переспав с ним. Все было, как в тумане. Ей хотелось, чтобы Байрон занялся с нею любовью. Неужели она уснула в самый разгар всего этого? Мысль была унизительной.

Таша последовала за ней.

— Это было годы назад, Тони, ты и сама знаешь. Тогда шрамы были намного хуже. И все уделяли тебе так много внимания. Бедная маленькая осиротевшая девочка. Это было, как в кино. Просто представь, чтобы я смогла бы сделать с такой ролью.

— Это была не роль, Таша, — в голосе Антониетты проскользнуло раздражение, несмотря на ее твердую решимость быть терпеливой. — Я потеряла мать и отца. Это был ужас. Трагедия.

— Знаю. Я рождена для трагедии.

— Тогда переживи ее.

— Не то, чтобы я могла рассуждать об этом, — фыркнула возмущенно Таша, — да и никто не задумывается о твоих шрамах уже много лет.

— Я думаю о них каждый раз, когда появляюсь на публике.

Таша принялась рассматривать свой идеально ухоженный ноготь.

— Если бы ты не была такой тщеславной, постоянно думая о том, как выглядишь, тебе не пришлось бы напоминать.

Антониетта прикусила язык, чтобы не указать Таше, что это именно она провела половину своей жизни перед зеркалами.

— Тебе следовало сказать мне, что они не были такими страшными. Не находиться в центре внимания каждую минуту бодрствования, это недостаточная причина, чтобы причинять боль мне.

— О, ради Бога, Тони, ты же знаешь, что я сожалею, это было много лет назад.