Потом меня все-таки поднимают с пола. Вдалеке лежит тело Эмброуза, и сквозь напухшие глаза, я замечаю, как к нему подходит Хантер. Я ничего ему не говорю. Мне все равно. Мне наплевать. Я вытираю руками щеки, плетусь за стариком, но, в конечном счете, останавливаюсь где-то в коридоре и припадаю головой к стене. Мои окровавленные руки оставляют следы на ледяном покрытии.
Люди умирают. За победу платят. Но кто выиграл? А, если выиграл, то что? Никогда еще я не ощущала себя такой разбитой и виноватой. Я потеряла сестру, но еще я потеряла себя в той комнате. Потеряла смысл в том, что когда-то его имело. Мне очень больно. И с яростью, с опьяняющей болью я все-таки признаюсь, что умею чувствовать. Но лучше бы мне никогда не знать об этом.
После похорон меня тянет в сон. Я иду за Морти, он следует к машине, а рядом тихо и медленно плетется Саймон, наспех одетый в черный костюм. Он очень редко говорит со мной, и я не обижаюсь, пусть мне неприятно. Мы добились многого: мы вернули машинку на место, уничтожили Сомерсета, мы обеспечили себе будущее, правда, совсем не такое, каким видели его когда-то. И вопрос до сих пор открыт: стоило ли оно того?
Мы доходим до машины. Но Блумфилд не садится с нами, и поэтому я выбираюсь из салона, недоуменно нахмурив брови. Мне нужно, чтобы он был рядом, но ему не нужна я.
- Саймон, ты разве не с нами?
- Нет, - он встряхивает головой, - не сегодня, Родди.
- Но…, поехали. Мне будет спокойнее, если ты останешься.
- Я хочу домой.
- Ладно. А завтра? – я с надеждой смотрю ему в глаза. – Завтра ты ведь приедешь?
Он пожимает плечами. Поворачивается ко мне спиной и собирается уйти, но я ловко беру его за руку. Сглатываю.
- Саймон, - мне трудно говорить. Горло колит, будто в него насыпали осколков. – Я не могу так. Прошу тебя, не отдаляйся. Мы должны справиться вместе.
- Наверно.
- Так и есть.
- Только есть одна проблема. Я не хочу с тобой справляться. – Блумфилд никогда не говорил мне ничего подобного, и я растерянно выпускаю его руку. – Я хочу побыть один.
- Не навсегда ведь. Правда?
- Не знаю.
- Что значит – не знаешь? – повышаю голос я. – Черт, Саймон, я тоже ее потеряла, я тоже скучаю, и мне тоже плохо. Почему ты так говоришь со мной?
- Потому что ты пообещала! – вспыхивает он и замирает. Мы глядим друг другу так, как никогда еще не смотрели. Враждебно. – Ты пообещала, что она не пострадает.
- Ты меня винишь?
- Нет.
- Тогда что ты делаешь?
- Я просто…, - он стряхивает с волос невидимую пыль, - просто оставь меня в покое. Мне надо понять, надо привыкнуть, и я не уверен, что смогу. Венера умерла, и, может, это произошло не по твоей вине, но по вине того, во что ты нас втянула. И я, Родди, ты всегда была моим лучшим другом. Но сейчас я не хочу тебя видеть. Прости.
- Прости? – усмехаюсь я и крепко сжимаю в кулаки руки.
- Да. Я пойду домой.
- Иди.
Он не уходит, смотрит на меня, а я вдруг понимаю, что все бросают друг друга, и не тогда, когда все хорошо, а когда все плохо. Люди эгоистичные и слабые, и они забиваются в угол и тихо страдают, вместо того, чтобы найти причину жить дальше.
- Иди! – вновь повторяю я, взмахнув рукой. Мне больно на него смотреть, и потому я уверенно отворачиваюсь. Не хочу больше его слышать.
Мы с Морти приезжаем в полупустой штаб и устраиваемся на кухне. Он вызывается приготовить ужин, а я безразлично пожимаю плечами. Слоняюсь по коридорам, невольно поднимаюсь на чердак и сижу там так долго, что не замечаю, как наступают сумерки. Мне сейчас наплевать на время. Боюсь, мне еще очень и очень долго будет на него наплевать.
Когда я спускаюсь вниз, Мортимер отдыхает в своей комнате. Решаю не будить его и неохотно накидываю на плечи куртку, желая проветриться. |