– Вот видите, император. Мы даже думаем одинаково.

– И что из этого следует, герцог?

– Глупо двум одинаково думающим людям воевать друг с другом, – сказал он. – Лучше воевать плечом к плечу. Мое предложение, переданное вам графом де Консом, все еще в силе.

– А как насчет вашего вчерашнего предложения? – спросил я. – Я говорю о том предложении, которое прибыло вместе с посылкой и едва не испортило мне аппетит?

– Не думаю, что ваш аппетит так легко испортить, – сказал он. – А что до той посылки… Неужели вы думаете, что я – отправитель?

– А кто?

– Это игры королей и их спецслужб, – сказал он. – Меня попросили только доставить вам посылку. Выступить, так сказать, в роли почтальона. Маркиз Моро, вне всякого сомнения, был ценным для вас человеком. Примите мои искренние соболезнования.

– Принято.

– Теперь о деле, – сказал он. – Я допускаю мысль о том, что ненамеренно оскорбил вас, отправив на переговоры графа де Конса, вместо того чтобы явиться лично. Приношу мои извинения. Сегодня я решил исправить эту ошибку. Люди нашего уровня должны разговаривать без посредников.

– Вы считаете, что мы с вами на одном уровне, герцог?

– Да, – сказал он. – Давайте смотреть на вещи трезво. Вы называетесь императором, а я – всего лишь герцогом, несмотря на то, что у меня под началом впятеро больше солдат. Но у вас есть ваша крепость, и это в какой-то степени уравнивает шансы. Если мы с вами не договоримся, будет война. Вы положите много моих людей, а я – ваших. Мы потеряем много времени и сил. И в итоге вы проиграете. Вы в осаде. В ловушке ваших собственных крепостных стен. Взаперти. Вам некуда бежать. Вы спрятали в своих огромных подземельях почти всех ваших подданных. Это очень благородный жест, не спорю, но это большая военная ошибка. Пройдет время, и всем вам будет нечего есть. Голодный солдат – это уже не солдат. Постепенно от усиливающегося психологического давления ваши войска начнут сходить с ума. Возможно, кто-то даже взбунтуется. Вам придется его казнить. Остальных это еще больше разозлит. Через полгода мне даже не нужно будет брать крепость штурмом. Мне ее сдадут ваши люди взамен на обещание сохранить им жизнь. Это войну вам не выиграть, император.

– Тогда о чем мы тут беседуем?

– Но за это время будут проблемы и у меня, – сказал он. – Во-первых, вы положите половину моих людей. Плюс-минус несколько тысяч, но это неважно. Во-вторых, моим войскам наскучит сидеть здесь. Я столкнусь с дезертирством, и, даже если казню несколько сот человек, остальных это не остановит. Боевой дух будет слабеть с каждым днем. И когда мы войдем в крепость, это будет уже не армия. По крайней мере, не та армия, которая мне нужна. Усталая. Вымотанная. Небоеспособная.

– Насколько я понимаю, у вас есть другой вариант развития этой войны?

– Да, – сказал он. – Есть. Я контролирую семьдесят процентов армии. То есть в рамках конкретно этой войны я контролирую все сто процентов, но лишь семьдесят готовы выполнить ЛЮБОЙ мой приказ. От тридцати процентов мне надо избавиться. Еще три-четыре таких штурма, как сегодня, и я это сделаю. А потом мы с вами можем объединить усилия.

– Зачем?

– Вам не кажется, что этот мир чертовски несправедливо устроен? Впрочем, вам ли об этом не знать, император.

– Допустим, кажется, – сказал я. – Вы хотите разрушить старый мир до основания, а затем… Вы хотите создать новый мир или воссоздать старый, но с собой в качестве его правителя?

– Не с собой, – сказал он.