Верблюд, идущий по пустыне и тащащий на своей спине поклажу. Он выносливое животное, этот верблюд. Жадные караванщики грузят на него все новые и новые тюки, и вот он уже идет на пределе своих сил. Идет не потому, что хочет, а потому, что его подгоняют нетерпеливые люди, не дают остановиться и передохнуть.

И перышко, выпавшее из крыла случайно пролегавшей над караваном птицы. Кружащееся в воздухе, постепенно снижающееся, благодаря игре случая падающее на спину бедного верблюда. И ломающее ему хребет.

Кинжал выскользнул из мертвой руки девушки и начал свое падение на пол. Я смотрел на кинжал, тот самый, который она наставила на меня в подземельях, где мы с ней познакомились. Тот самый, что я забрал в тюрьме и вручил ей здесь. Тот самый, которым она собиралась заколоть Эрика из Кинна, чтобы защитить меня.

Я смотрел на кинжал, потому что не хотел видеть другого.

Не долетев до ковра, кинжал завис в воздухе.

Вселенная остановилась.

И я осознал, что меня действительно было двое.

И тот, которым я был раньше, тот, которого я всегда хотел сохранить в себе, тот, который мечтал положить конец войне, уничтожив мечи и Браслет, тот, который был слабым и допускал ошибки… Он умер.

И остался только тот, которого знал весь этот мир. Тот, которым первый так не хотел становиться.

Я не солгал Эрику. Эпической битвы не получилось. Ибо когда время вступило в свои права, кинжал Илейн вонзился в ковер, до половины утонув в ворсе, и тело девушки упало с ним рядом, я атаковал.

Двумя ударами я заставил Эрика отступить к стене, третьим выбил Шестой меч из его рук, а четвертым сделал с героем то, что он секундами раньше сделал с Илейн.

Мага я размазал по стене заклинанием.

Где-то в коридорах внутреннего замка звенели клинки, кто-то кричал от боли, а кто-то от ужаса. Люди и нелюди продолжали убивать друг друга.

Я плотно затворил дверь в библиотеку. Пусть снаружи живые убивают друг друга. Нас тут шестеро мертвецов, и живым здесь делать абсолютно нечего.

Я поднял голову Илейн и посмотрел в се глаза. Там не было ни страха, ни отчаяния, ни любви. Только решимость. Она сделала свой выбор. Мне никогда его не понять.

Я положил голову рядом с телом. Ворс ковра был красным от крови. Когда людям рубят головы, такое случается.

Я подошел к Лансу.

– Ты слышишь меня, сэр Ланселот, последний из тех, кто давал мне присягу? – Он остался неподвижным. Я мог снять заклятие. Теперь, когда наславший его Делвин был мертв, это было просто. – И хорошо, что ты не слышишь меня, Ланс. И не видишь. Ты понял, что встал не на ту сторону, но твоя честь не позволила тебе изменить свое, решение. Ты говорил, что боялся победы. И правильно делал, что боялся. Но теперь тебе нечего страшиться. Мы проиграли.

Война, в которой твои солдаты боятся победить, не может быть выиграна в принципе. Как бы ты ни извернулся, что бы ты ни сделал, ты проигрываешь при любом раскладе.

Знаменитый стратег будущего Майлз Форкосиган выстраивал свои действия так, чтобы к победе вел не один-единственный путь, но все пути. В моей ситуации все пути вели к поражению.

К смерти.

Не делай ничего, и тебя убьют.

Надень Корону Легионов Проклятых, и тебя тоже убьют, только чуть позже. А перед этим ты станешь ужасным монстром, который не найдет упокоения даже в смерти.

Что сделал бы в моей ситуации Майлз Форкосиган? Позволил бы себя убить, если бы его смерть могла принести какие-то очки его стороне.

Кто остался на моей стороне? Ланс и кучка полуживых орков? Как они могут выиграть от моей смерти?

Никак. Они тоже могут только умереть.

Когда война стала реальностью, которой невозможно было избежать, уже тогда я знал, что все мы умрем. Мы все знали. Против Империи были выставлены слишком большие войска, слишком могущественные силы желали нашей гибели.