Питер Чейни. Темная улицаТемная серия – 3
Глава 1 Что я делал для Англии
Желтый туман окутывал Плас-де-Роз. Во мгле переулок казался особенно мрачным. Туман стлался ниже всего в нескольких метрах от двери, и поэтому казалось, что полуразрушенные ветхие домики парят в воздухе, а не стоят на фундаментах. В дальнем конце переулка узкий пучок желтого света пробивался из-под неплотно прикрытой двери в кабачок, который был едва освещен тусклой керосиновой лампой. Фурс стоял, облокотившись на прилавок и мрачно уставившись в пол невидящим взором. Комната вся насквозь была пропитана запахом прокисшего вина, смешанным с неописуемо мерзким запахом мексиканской сигары Фурса — из тех суррогатов, которые представляют собой мешанину табачных листьев подозрительного происхождения, обернутых вокруг тонкой соломинки. Время от времени Фурс сплевывал слюну с поразительной точностью попадая в жестянку, стоящую посредине комнаты. Фурс — огромного роста толстый мужчина, от которого так и веет угрозой. Мешковатые вельветовые коричневые брюки подвязаны на поясе веревкой, рубаха, когда-то голубая, превратилась в темно-синюю от грязи. Сквозь открытый ворот рубашки видна могучая волосатая грудь. Мясистое лицо, тяжелый подбородок, темная кожа, черные усы, нависшие брови, кустившиеся над маленькими черными глазками с пронзительным взглядом, лихо заломленный черный засаленный берет — все это, придавало внешности Фурса какой-то пиратский вид, словно эту грозу морей какое-то чудо перенесло в винный погребок в Париж декабря 1943 года. Фурс вышел из-за стойки, снял с полки на противоположной стене кувшин, подставил его под кран винной бочки, отвернул кран. Когда кувшин наполнился, он поднес его ко рту и выпил вино. Оно показалось ему горьким и кислым на вкус. Фурс водворил кувшин на место, вытер губы тыльной стороной ладони и вдруг разразился потоком отборной ругани. Тихим голосом он проклинал все на свете. Ему только и оставалось, что ругаться. Господи, что тут еще можно было придумать?! Ведь за каждым твоим шагом следили! Все время кругом шныряли ищейки! Никому нельзя доверять. Да и что тут еще можно ждать, когда мужчину можно купить за пару хороших обедов, а красивую женщину — за приличное платье или даже за кулек сладостей! — Париж стал настоящим проклятым местом, — мрачно подумал Фурс. — Просто невозможно стало жить, если, конечно, ты не заодно с этими пьяницами, свиньями… Выбраться из города никак невозможно, а тут оставаться — это умирать с голоду и дожидаться, пока тебя выследят эти эсэсовские подонки! Фурс снова закурил. Сигара у него во рту совсем раскисла от жевания и теперь на вкус напоминала оберточную бумагу. Он облокотился на стойку и застыл в ожидании. С площади в кабачок просачивался туман, у него даже запах был какой-то особый. Фурс снова сплюнул и тихонько замурлыкал песенку. На память ему пришли марширующие колонны, и он едва слышно запел «Меделок».
Дюбор и Майклсон медленно шли по бульвару Клиши, сунув руки в карманы. Дюбор был высокий, широкоплечий, довольно полный гасконец из хорошей семьи. Он обладал своеобразной, но привлекательной внешностью и нравился женщинам. Майклсон, англичанин, был высокий и тонкий до такой степени, что казался костлявым. От его фигуры отнюдь не веяло мужеством и стойкостью. Скорее, он производил впечатление человека, слабого духом и телом. Но это было далеко не так. Дюбор сказал: — Друг мой, мне все это очень не нравится… очень… Думаю, дело в той женщине. Чем больше я об этом думаю, тем меньше сомневаюсь. Надеюсь, что душа ее будет мучиться в аду. — Спокойным тоном Дюбор стал методически перечислять чего он еще желает этой женщине. Майклсон также спокойно отвечал: — Какая разница? Впрочем, есть еще некоторый шанс, что все обойдется. |
