Он издал приглушенный стон и притянул меня ближе, увеличивая давление на мой рот.

Каждый удар, толчок и скольжение его языка казались созданными для того, чтобы устранить мою отчужденность, заставляя меня сосредотачиваться на ощущении его близости, а не на причинах, по которым я там оказалась. Его рука массировала мою шею, так легко заставляя меня откинуть голову назад и позволить его руке поддерживать меня.

Его поцелуй еще более углубился, становясь все более интенсивным, пока я не начала чувствовать головокружение. Потребность росла внутри меня, не считаясь с моими подозрениями. Я просто хотела немного завестись, но пульсация, все более увеличивающая темп внизу живота, не была равнодушной. Возможно, это было и хорошо.

В таком случае не было возможности, что он мог подумать, будто я не хочу его, не с тем, как я не могла остановить себя от того, чтобы прижиматься ближе и стонать от грубой восхитительности его поцелуя.

Его руки почти сокрушили меня, когда я двинула свои губы вниз к его челюсти, а затем к горлу. Я не могла справиться с этим; его кожа была не похожа ни на что другое, что я когда — либо чувствовала. Такая гладкая и шелковистая, в таком контрасте по отношению к твердым, сокращающимся мышцам, которые она покрывала.

С теми слоями одежды, что покрывали его, я могла видеть только крошечные участки его лица и шеи. Будь он голым, останется ли его кожа такой же невероятной по всему его телу? Сохранит ли ту же соблазнительную гибкость на его руках, груди, животе — и ниже?

От этой мысли пульсация внизу живота начала расти, пока не превратилась в гонг. Так, будто он почувствовал это, Рафаэль рывком усадил меня к себе на колени, упираясь большой, горячей выпуклостью в штанах прямо к источнику требовательной боли. Даже пояс для оружия, тыкающий меня в бедро, не мог отвлечь меня от той бомбы ощущений, которую это принесло, особенно учитывая то, что трясущийся экипаж обеспечивал достаточное трение, чтобы подлить бензина в пламя моего желания. Я была столь поглощена взрывом потребности, что не замечала, как он задирает мою юбку, до тех пор, пока она не оказалась выше моих бедер.

О, дерьмо. В спешке я позволила этому выйти из — под контроля.

— Рафаэль, — выдавила я. — Подожди.

Его рука опустилась с моего бедра, но он откинулся назад, все еще прижимая меня к себе другой рукой. Я даже не была больше на скамье: вместо уютного сиденья мое тело полностью находилось на нем.

Я сделала забитый вдох, когда он начал расстегивать свой жилет, а затем и рубашку, открывая для меня дюйм дюймом то, что его кожа столь же великолепна, как я и представляла.

Сосредоточься, Мара, ты же провалишься! — ругала я саму себя. Если бы только экипаж не продолжал качать меня на нем самым убийственно интимным способом, делая концентрацию еще более сложным делом, чем тогда, когда я целовала его.

— Подожди, — снова повторила я, когда рубашка была уже расстегнута, а он потянулся к пуговицам на моей блузке.

— Что — то не так? — Его голос был грубее, но я не была уверена, было ли это от жажды или же от гнева на мое возражение.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь не смотреть на мускулистую красоту его груди. Даже при таком освещении он был самым ошеломляющим человеком, которого я когда — либо видела.

— Не здесь, — сказала я, устраивая голове небольшую встряску, чтобы прояснить ее. — Разве я не достаточно хороша, чтобы заняться со мной сексом на кровати? — добавила я, умело пытаясь казаться и обиженной, и оскорбленной, слегка задержав дыхание.

Рафаэль высвободил хриплый смешок, прежде чем прижать меня ближе.

— Не бойся, моя милая. Я не успею закончить с прелюдией до того, как мы доедем.

Его рот снова накрыл мой, забирая мое дыхание грубым голодным поцелуем. На сей раз он не делал паузу, чтобы дразнить мои губы, а прорвался сквозь них с властвующей целеустремленностью.