Каким-то образом правительство сделало так, что сердце страны снова забилось. В моменты тьмы и разочарования оно то замирало, то бешено колотилось, но чаще всего пульс был ровным. Чаще всего.

Только моей заслуги в этом не было – трудились другие. Мне почти не разрешали заниматься чем-либо еще, пока я не закончила обязательную школьную программу. Президент Круз говорила, как важно, чтобы другие «пси»-дети увидели, что я сделала это – потому что ни для кого исключений нет. Но это было так мучительно: ждать, ждать и снова ждать, делать домашнюю работу, решая простейшие задачки, которые разбирал со мной Толстяк еще несколько лет назад на заднем сиденье обшарпанного минивэна, изучать историю, которая происходила будто в совсем другой стране, и заучивать наизусть новые законы для таких, как мы.

А вот Толстяку и Вайде было позволено включиться в настоящую, важную работу. Перед ними открывались двери, они пропадали на заданиях и совещаниях, и постепенно я вообще перестала понимать, что у них происходит, словно меня навсегда исключили из их жизни.

Но я нагоню – это был лишь вопрос времени. Пока что я справлялась со своей частью и доказывала свою полезность, отправлялась туда, куда меня посылало правительство, говорила то, что от меня требовалось – а значит, тоже продвигалась вперед. И кто-то явно увидел мой потенциал, потому что ко мне прикрепили Мэл, и с тех пор мы путешествовали вместе.

– Откуда мне было знать, что они снова выйдут на улицы сейчас, когда было достигнуто соглашение о выплате компенсаций? – сказал агент Мартинес. – Людям никогда не угодить – это уж точно.

После четырех лет безуспешных попыток Толстяку и Совету Пси наконец удалось провести через временный Конгресс план компенсационных выплат и создания мемориалов памяти «пси»-детей. Семьи, пострадавшие от ОЮИН, могли заявить права на свои дома и претендовать на списание долгов. Большинство потеряло и деньги, и собственность, которую изъяли банки, во время финансового кризиса, который разразился после взрыва в прежнем здании Капитолия. А потом ситуация еще более усугубилась, потому что погибли миллионы детей, разорялись и закрывались предприятия и люди теряли работу.

Когда я увидела, как окончательная версия соглашения проходит голосование, как ее принимают, я ощутила надежду, а жизнь обрела новый смысл. Увидев окончательный результат голосования: «за», я расплакалась. Мое сердце столько лет сжималось от боли, что я уже привыкла к ней. И вдруг она наконец исчезла. И впервые за эти годы я вдохнула глубоко и свободно.

Для того чтобы справедливость восторжествовала, требуется время, а в некоторых случаях даже жертвы, но с помощью упорного труда и настойчивости это было достижимо. Дети, которые погибли, дети, которых заставили жить в жутких условиях лагерей – никто не будет забыт или сброшен со счетов. Даже надзирателей в итоге доставили в суд в надежде, что позже их удастся привлечь к уголовной ответственности.

Они наконец узнают сами, каково это – сидеть в заточении. Они это заслужили.

Количество дел не уменьшалось, но это же было только начало. Как трамплин, от которого можно оттолкнуться, чтобы попросить – и получить – большего. Вооружившись этой победой, Толстяк уже пытался отменить правительственное финансирование исследований корпорации «Леда». Компания, сыгравшая ведущую роль в разработке химического вещества, которое вызвало мутацию, не заслуживала даже шанса пройти через чистку, которой подверглась администрация Грея. В этом родители «пси»-детей и сами дети были единодушны.

– Настоящая проблема в том, что приходится объявлять о наших перемещениях заранее, – проговорил агент Купер.