— Ему самому такая навязчивость показалась бы оскорбительной, но инородцам, похоже, она пришлась по душе. — Вся моя челядь будет к вашим услугам. — Он для вескости помолчал. — Я пригласил бы и музыкантов, однако домочадцы все еще скорбят по моей сроднице, умершей всего месяц назад.
Иезуиты перекрестились.
— Господь да упокоит ее, — пробормотал отец Ковновский.
Отец Погнер насупился.
— Уместен ли будет в таком случае наш визит?
Анастасий показал жестом, что прискорбное обстоятельство его нимало не беспокоит.
— Это не прямое родство. Она просто жила в моем доме. Да вы, возможно, о ней слышали, ведь это ее дочь вышла замуж за вашего венгра.
— За этого шарлатана? — прошипел отец Погнер. — Пусть дьявол пожрет его требуху.
Ответ порадовал Анастасия, однако показывать это ему не хотелось.
— В нем много лукавства, — заметил чуть опечаленно он.
— Лукавства? — повторил отец Погнер. — Да, как в любом хищнике — в волке или в гепарде…
Отец Ковновский в смущении промолчал.
— Как бы там ни было, с музыкой придется повременить, — произнес Анастасий с умеренным сожалением. — Впрочем, вас, как священнослужителей, это, возможно, не очень-то раздосадует.
Отец Погнер не позволил себе рассмеяться, но в глазах его промелькнуло нечто похожее на одобрение.
— Вы проницательны, князь.
— А вы очень любезны, — отозвался вежливо Анастасий и сделал шаг к своей лошади, но с большой осторожностью, чтобы не поскользнуться на льду. — Тогда всего доброго. Завтра в полдень, достойные пастыри, я буду вас ждать.
Отец Погнер кивнул и осенил его благословляющим жестом.
Анастасий почтительно склонил голову, потом вспрыгнул в седло и направил лошадь к Спасским воротам, позволив ей самой выбирать путь. Он ехал, погрузившись в нелегкие размышления, которые не оставляли его до конца дня.
Впрочем, наутро он уже был готов к приему гостей и, когда подошел назначенный час, сам открыл двери, чтобы впустить их.
— Добро пожаловать, добрые пастыри. Входите же, не стесняйтесь. И знайте: тут все в вашей воле. — Он поклонился и провел визитеров в пышно обставленную гостиную, где, указав на мягкие кресла, поклонился еще раз: — Надеюсь, вам в них будет удобно. — Анастасий прокашлялся. — Священника, что живет в моем доме, сейчас, к сожалению, нет. Он еще с вечера собирался пойти помолиться за упокой души Галины Александровны и возвратится лишь после вечерни.
— Мы привыкли к тому, что многие православные пастыри нас избегают, — заметил чопорно отец Погнер. — Тем не менее мы помолимся за него, как и за вашу почившую родственницу.
Отец Ковновский тут же перекрестился.
— Сочувствую вам и скорблю.
Анастасий несколько растерялся, не готовый к такому началу беседы, и потому отозвался не сразу.
— Благодарствуйте. Галину внезапно разбил паралич, и через пять дней она скончалась на руках у благочестивых монахинь. Жизнь не баловала бедняжку, но умирала она в благости, ибо ей довелось все же узреть, как ее чадо идет под венец. — Боярин перекрестился. — Добрые сестры денно и нощно поминают ее имя в молитвах. — Он не добавил, что труд молельщиц оплатил зять, а не он.
— Достойное поведение, — одобрительно кивнул отец Погнер. Он опустился в кресло, но сел совершенно прямо и даже чуть наклонился вперед. — Мне бы хотелось, князь, знать ваши планы.
— А мне — ваши, — откликнулся Анастасий, внутренне морщась. При всей своей разворотливости он не любил поспешать. |