— Я туда и своих-то пускаю не часто.
— Уважение оказывается не послам, а Папе Римскому, что их направил, — пояснил стражник. — Так порешили князья Василий и Анастасий.
— Шуйские! — полупрезрительно выдохнул царь. — Что-то в них много благоволения к иноземцам.
— Это сделано с ведома митрополита, — осмелился уточнить стражник. — Ведь Папа Римский тоже верит в Христа.
— Хм. — Довод пришелся Ивану по нраву. Он кивнул, поглаживая бороду, и стал глядеть на бояр. Потом встрепенулся: — Где полотенце и таз?
— Их сейчас вынесут, — был ответ. — Как только царевич Федор займет свое место.
Иван оглянулся, ища взглядом сына. Нос его брезгливо наморщился.
— Я не подумал. Так будет правильней. Да.
Всего год назад на подобном приеме царевич опозорил его, помочившись прилюдно в тазик для омовений. Все сделали вид, будто выходка была милой шуткой, но слуги с тех пор держались настороже.
— Не сомневайся, батюшка, мы тебя не подведем. — Стражник стоял за спиной царя, но тому казалось, что голос его снисходит к нему с немыслимой высоты.
Внезапно люди в зале задвигались, давая дорогу наследнику трона, и князь Анастасий Сергеевич Шуйский воспринял это как знак. Придерживая свою высокую шапку, он проскользнул в Красную палату и поклонился томившимся там послам.
— У нас все готово, — сказал князь по-гречески.
Отец Погнер, понимавший греческий, но очень скверно на нем изъяснявшийся, обратился к Ференцу Ракоци.
— Скажите ему, что мы тоже готовы.
Ракоци перевел фразу иезуита на русский, потом — уже от себя — добавил:
— Объясните, как нам держаться. Никто пока еще нас не наставил, и мы несколько смущены. — Он умолк и небрежным движением плеча поправил свой соболий ментик, отчего нагрудное украшение в виде крылатого темного диска шевельнулось и тускло блеснуло. Ментик был слишком теплым для июньского дня, но удивительно шел к доломану из серебристой парчи, расшитой красными и черными нитями.
Анастасий, избавленный от необходимости говорить на чужом языке, облегченно вздохнул.
— Главное — не приближайтесь к царю. Держитесь на расстоянии, говорите почтительно и уходите, как только он вымоет руки. В ноги государю падать не надобно, но приветствовать его надлежит с тем же тщанием, что и польского короля. Вам все понятно?
— Думаю, да. Что еще?
— Ничего, раз уж вы владеете нашей речью. Батюшке ведомы многие языки, но ему нравится, когда иноземцы говорят с ним по-русски. — Анастасий обвел взглядом послов. — Ну, ступайте. Не заставляйте батюшку ждать. Там будет Василий, мой двоюродный брат, он вас представит.
— А почему не вы? — спросил Ракоци с удивлением.
— Так уж выходит, — с неудовольствием сказал Анастасий. — Разве для вас есть какая-то разница?
— Думаю, нет, — сказал Ракоци, игнорируя возмущенное сопение отца Погнера. — Когда все закончится, куда нам идти?
— Обратно сюда. Я выйду чуть позже. Объявить вам государеву волю. — Князь сухо кивнул всем, потом отвернулся и возвратился в зал.
Как только Ракоци изложил суть полученных рекомендаций иезуитам, отец Погнер задохнулся от ярости.
— Кто они, собственно, чтобы указывать нам, как держаться?
— Они — люди, к которым мы посланы, — спокойно сказал Ракоци. — И мы должны с ними столковаться, даже если нам вменят в обязанность ощипывать для них кур. — Он посмотрел на прочих иезуитов. — Вы в России, святые отцы. |