|
Из всех женщин, которых мне приходилось встречать на своем веку, только одна могла равняться с тобой по энергии; но она не достигла своей цели и погибла, потому что вышла замуж за незначительного, слабого человека, который совсем не соответствовал ей. Слабовольный, лишенный ума и сообразительности, он помешал ей в жизни и привел к падению; но и тут она сумела бороться и если не вышла из этой борьбы победительницей, то, во всяком случае, обставила все же себя более или менее сносно.
— Кто же это такая? — полюбопытствовала Маня. — Госпожа де Ламот. — Госпожа де Ламот? — Да, Жанна Валуа, графиня французская, вышедшая замуж за господина де Ламот. Я всегда удивлялся ее энергии, хотя мы никогда не были друзьями и даже теперь она враждует со мной и думает, что сильна настолько, что в состоянии противодействовать мне. — Как? Она враждует с вами? — удивилась Маня. — Я, кажется, читала, или кто-то рассказывал мне, что она умерла в Лондоне, выбросившись из окна… — Это история, которая была подстроена ею, чтобы избежать агентов французского управления полиции. Когда она, заключенная в Сальпетриер, бежала из него и очутилась в Лондоне, она имела смелость напечатать свои записки, в которых не пощадила Марии Антуанетты, королевы французской. Записки разошлись в огромном количестве экземпляров и читались во Франции, что называется, нарасхват. Французское правительство не могло открыто схватить госпожу де Ламот в Англии, но оценило, так сказать, ее голову и подослало убийц. Ее преследовали так неотступно, что ей пришлось пуститься на хитрость и раз и навсегда освободиться от преследований. Ею была разыграна комедия падения из окна и мнимой смерти. Ее преследователи успокоились, а сама она переселилась в Крым с одной восточной княгиней, кажется, грузинкой, воспитывавшейся в Петербурге в институте. — Так она теперь живет в России? — спросила Маня. Андрей Львович ответил, помедлив: — Да, в Крыму, вместе со своей княгиней и даже руководит оттуда, или, вернее, воображает, что руководит, целой организацией. Ее муж сейчас в Париже, он вернулся туда во время революции, но он не знает, что его жена жива… — И она еще решается вступать в борьбу с вами?! — Она не подозревает, что мне известно, кто она, и что я поэтому держу ее в руках, — ответил Андрей Львович. — Пусть она пока потешится, если это ей так нравится. Когда будет нужно, я назову ее и открою клеймо, выжженное ей палачом на теле. — Ах! Ужасно с нею обошлись! — проговорила Маня. — Она сама виновата, потому что слишком понадеялась на себя одну и решила соединить свою судьбу с таким человеком, как Ламот. — Да, в этом, несомненно, была ее ошибка! — воскликнула Маня. — К сожалению, женщины еще поставлены так, что нуждаются в поддержке более сильного мужчины! — Не говори так, Маня! — возразил ей Андрей Львович. — И мужчина тоже нуждается в поддержке женщины. Ты не можешь даже вообразить себе, как бывает подчас одному трудно… — Но выбор жены зависит от мужчины. Ему дана возможность выбирать и он свободен, а женщина, к сожалению, должна только соглашаться или нет с этим выбором… — Опять не так, Маня. Иногда мужчина сделает выбор, но даже не решается сказать об этом избранной им девушке… — Какой же он тогда будет сильный мужчина, если станет робеть перед девушкой? — воскликнула Маня. — Это не робость, — ответил Сулима, — но уверенность, что такой шаг будет попран и поэтому не стоит делать этого. Что бы ты ответила, если бы я, например, был не Андреем Львовичем Сулимой, а на самом деле носил титул выше графского и предложил бы тебе руку и сердце, как это принято выражаться? — Я ответила бы: верните себе скорее свой титул… Андрей Львович подошел к ней и взял за руку. |
