А царь не спешил с ответом. Он смотрел, как свет падает прямо на черную косматую макушку жреца. Свет ядовитого полуденного африканского солнца. Богиня Мба сообщила о важном, поэтому царь не может, если он не желает оскорбить богиню, высказываться, как следует не подумав.

Бокх закрыл глаза и снова погрузился в приятную дрему.

Жрец стоял как изваяние, прижав руки к лицу. Было видно, как волосы на его затылке дымятся.

Кончился песок в вертикальных часах, стоявших рядом с каменной ванной, отпущенное на процедуру время прошло. Бокх едва заметно мигнул, и ловкая нога опахальщика незаметно перевернула их.

Жрец стоял как изваяние, Богиня Мба требовала к себе великого уважения.

Царь вновь закрыл глаза. Его слегка подташнивало от долгого пребывания в активной среде, но он решил еще немного потерпеть.

Когда песок начал вновь иссякать, послышался глухой звук, жрец рухнул, как связка деревяшек.

– Отнесите его в тень, – тихо приказал царь. У него не было ни малейшего сомнения в том, что старик взял деньги у Югурты за то, чтобы великая богиня давала предсказания в его пользу. Югурта умеет подкупать не только римских сенаторов, но и мавританских жрецов.

Когда царь плескался в солоноватых водах бассейна с мозаичным полом, к нему вошел Геста, выражение его лица было неподдельно радостным.

– Что случилось? – устало спросил Бокх, предчувствуя неприятное.

– Прибыло посольство от Югурты.

– О, зубная боль, – тихо проныл царь.

– Что ты говоришь, отец?

– Я говорю, что страшная зубная боль мучит меня до такой степени, что мутится рассудок. Прими прибывших и сообщи о моем недомогании.

Геста выпучил черные глаза.

– Но это оскорбит их!

– Никогда не бойся оскорбить, мой Геста, бойся, как бы тебя не оскорбили.

– Отец, ты ведь уже слышал, что богиня Мба повелела нам хранить союз с нумидийским царем, неужели воля богов тебе не по нраву?

Глупость сына терзала царя не меньше, чем самая настоящая зубная боль.

– Да, я знаю о воле богини, но почему же она тогда совпала с моим жестоким недомоганием в момент прибытия нумидийского посольства?

Эта несложная казуистическая формула совершенно сбила с толку отважного, но примитивного Гесту.

– Но, отец… что я скажу Оксинте, он…

Бокх заинтересовался.

– Оксинта? Он прислал во главе посольства именно Оксинту? Так ли?

– Да, именно, я уже видел его.

Мавританский царь раскинулся на воде так, что его волосатый живот парил над бассейном, словно Везувий над Неаполитанским заливом.

– Это меняет дело, я выйду к нумидийцам. Сообщи им об этом.

– Хорошо, отец, – обрадовался Геста, хотя, почему царь так радостно отреагировал на имя Оксинты, ему было непонятно. Все знали о проримских настроениях нумидийского наследника и его трениях с великим отцом.

Владелец плавающего живота размышлял о нумидийском царевиче. Почему прислан именно он? Впрочем… Бокх сел в мелкой воде и громко захохотал. «Ох, хитрец Югурта, ох, умник! Великий Африканский Лис! Ну, конечно, он просто боялся, что после моего последнего разговора с римлянами никакого другого нумидийца я видеть не пожелаю.