|
За их совместную жизнь она трижды была близка к смерти. Нет, скорбь и самобичевание вряд ли тянулись у нее дольше трех дней. В последний раз она проглотила таблеток двадцать барбитурата и тут же вызвала к себе одного из близких друзей (Джил полагала – любовника). У нее мучительно сдавило сердце – вот сучка! Тот отправил ее в больницу, ей сделали промывание желудка, дали противоядие. Джил часами дежурила у постели что то бессвязно бормотавшей Марии; девушка казалась одурманенной лекарствами – и, тем не менее, обдуманно манипулировала чувствами своей подруги. Никакой благодарности к Джил она, конечно, не испытывала. Эта сучка садистка не раз позволяла себе оскорбительные выпады, а потом клялась, что ничего не помнит. После больницы Джил решилась забрать ее к себе, даже не подозревая, чем это кончится. Она нежно ухаживала за ней, а потом… Разве она могла это вообразить! Сейчас Джил лишь посмеивалась над собой, хотя и не без горечи. Тогда же, тридцать один год назад, после жесточайшей ссоры, она в ярости выскочила из дома, села в машину и помчалась по дороге, не обращая внимания на красный свет. И вдруг… слепящие огни, пронзительный гудок огромного грузовика – и ее «Мерседес Бенц» отброшен на обочину шоссе. Она ощутила жгучую, невыносимую боль, чудовищные силы смяли и сокрушили ее. Потом… Потом она проснулась обнаженной на берегу Реки среди множества других людей. Ее тело тридцатилетней женщины было юным, как у девушки, без всяких следов ранений. И начался кошмар. Кошмар в раю? Но существует ли этот рай, если люди сделали все, чтобы превратить его в ад? Тридцать один год. Время смягчило все горести, но не эту. До сих пор воспоминания о Марии вызывают странную смесь тоски, гнева и печали. Пора бы относиться к прошлому более объективно. Разве Мария заслужила добрую память о себе? Тем не менее, она продолжала существовать в сердце Джил. Внезапно она почувствовала взгляд Пискатора. Очевидно, он ждал ответа. – Извините, – вздохнула она, – иногда меня уносит в прошлое. – Нет, это я должен просить прощения. Но послушайте… Чтобы избавиться от тяжелых воспоминаний, люди прибегают к наркотикам, и это кончается гибелью. Есть другие пути… – Нет, нет, – Джил старалась сдержать охватившее ее раздражение. – Просто я слишком долго жила одна и приобрела привычку часто уходить в себя. Во время путешествия по Реке случалось так, что я теряла представление о времени и расстоянии. Проплыву миль десять и не могу вспомнить, что за места остались позади… все изменилось. Но работа требует постоянной сосредоточенности, тут нельзя зевать. Она добавила последнюю фразу на всякий случай. Что, если Пискатор передаст ее слова Файбрасу? Рассеянность недопустима для пилота дирижабля. – Не сомневаюсь в этом, – Пискатор улыбнулся. – Что же касается меня, то вы можете не опасаться соперничества. Амбиций я лишен начисто и вполне доволен своим положением, так как трезво оцениваю и мои знания, и способности. А Файбрас – человек справедливый. Меня значительно больше занимают мысли о цели нашего будущем полета – Таинственной Башне или Большой Чаше, как ее еще именуют. Я хочу отправиться туда и приобщиться к тайнам этого мира. Да, я не прочь пуститься в дорогу, но не горю желанием командовать. Мне не важно, в каком качестве я там окажусь. Бесспорно, я не обладаю вашей квалификацией и готов довольствоваться меньшим чином. Джил помолчала. Этот человек принадлежал к нации, поработившей своих женщин; по крайней мере, так было в его время – в 1886 1965 годы. Правда, после первой мировой войны там произошли некоторые сдвиги… Но теоретически он должен был разделять традиционное отношение японца к женщинам – чудовищное отношение. С другой стороны, люди менялись в мире Реки… пусть только некоторые… Вы действительно так думаете? – спросила она. |
