Я думала: «В пяти фатомах полных твой отец лежит». Но, конечно, заполненный водой провал был куда глубже – он представлял собой морской залив. Ее тело так никогда и не было найдено.

Часть десятая

НАДЕЖДА

Четыре года назад, в первый раз за двадцать лет, я вернулась в Винтеркомб. Стоял январь 1986-го года. Наши двое детей – они уже были достаточно большими – остались в Америке. Френк и я прилетели в Англию. Для нашего визита было две причины, которые Френк определил как основную и дополнительную. Дополнительная носила профессиональный характер: Френк получил приглашение выступить с речью в Королевском обществе, членом которого он не так давно стал. Основная причина, на которой он настоял, имела отношение к моему дяде Фредди. Минувшим летом ему минуло девяносто лет, каковым фактом тот был откровенно горд. С некоторым запозданием мы явились отметить его юбилей. Но как? Ни у Фредди, ни у Винни образ жизни не изменился ни на йоту, и планировать торжественный день рождения было достаточно трудной задачей.

Такой возраст! Поход в ресторан или в театр вряд ли бы устроил пару, которая к восьмидесятилетию путешествовала по Амазонке. Прием? Фредди, который пережил подавляющее большинство своих современников, недолюбливал приемы.

Вопрос так и не был решен, когда мы оказались в Лондоне. Он оставался в таком же состоянии и в вечер, последовавший за лекцией Френка, когда мы вернулись в наш гостиничный номер. Я с некоторым отчаянием проглядывала список увеселений, которые предлагал Лондон, прикидывая, какой из мюзиклов – похоже, что вокруг шли только одни мюзиклы, написанные одним и тем же композитором, – может понравиться Фредди. Френк перелистывал глянцевые листы брошюры о фешенебельных отелях, которыми был завален стол в нашем номере. Френк, который редко останавливался в таких местах, тем не менее не скрывал восхищения ими.

Этим вечером, лениво перелистывая странички, он внезапно издал возглас изумления и сунул брошюру мне под нос. Я опустила на нее глаза и увидела Винтеркомб.

Незадолго до нашей свадьбы я наконец продала Винтеркомб неким реформаторам системы образования, мужу и жене, которые решили, что Винтеркомб может стать отличной базой, откуда начнется революционное преобразование системы британского образования. Реформы их не удались; как я позже слышала, они продали дом пенсионному фонду; тот, насколько мне известно, продал его, в свою очередь, миллионеру, сделавшему состояние на компьютерах, который отвел дом под штаб-квартиру своей компании. Способность Винтеркомба приспосабливаться ко времени и меняющимся обстоятельствам поистине не имела границ, и теперь, похоже, он преобразовался в фешенебельную гостиницу в загородном доме.

Не веря своим глазам, я рассматривала фотографии. Это был и в то же время не был Винтеркомб. Американский декоратор, которого я хорошо знала, создал в нем неподражаемые интерьеры. Он вернул ему облик величественного эдвардианского сельского загородного поместья – или, скорее, воплотил мечту о таком доме, – в то же время снабдив его всеми современными удобствами. Подвальные помещения дали приют плавательному бассейну и тренировочным залам, которые устроили бы и самого Цезаря. Танцевальный зал преобразился в ресторан. Моему дедушке понравился бы новый облик бильярдной: она стала куда более величественной, чем в его время, и на каждой из стен висело по большой картине с охотничьими сценами. Появилась посадочная площадка для вертолетов и дорожка вокруг озера для бега трусцой, которой пользовались желтушные чиновники, приезжающие сюда; в каждой из спален стояло ложе под балдахином на четырех ножках. Все было продуманно и достаточно нелепо. «Нет, нет, нет, – сказала я, – даже не предлагай. Мы не можем притащить сюда Фредди и Винни – они это просто возненавидят».

Я ошибалась. Едва на следующий день Фредди и Винни увидели брошюру, как я поняла: им понравилось.