Охранник отпер дверь и впустил меня внутрь. Я прикрыл дверь за собой, нисколько не беспокоясь, понравится ему это или нет.

В помещении было почти совсем темно, ставни на окнах закрыты. Мари лежала в углу на раскладушке той самой, па которой я спал сегодня утром. Я подошел ближе и опустился на колени рядом с кроватью.

— Мари,— тихо позвал я. И нежно потряс ее за плечо. Мари, это я, Джонни.

Видимо, она крепко спала и не сразу пришла в себя. Наконец, зашевелилась и заворочалась под одеялом. Я увидел светлое пятно лица и блестящие глаза, повернутые ко мне.

— Кто... кто это?

— Это я, Мари. Это Джонни.

Она не ответила, поэтому я повторил свои слова еще раз. Лицо, рот, челюсти у меня гак свело, что она могла не разобрать моего бормотания.

— Я устала,— прошептала она.— Очень устала. Пожалуйста, оставьте меня в покое.

— Прости меня, ради Бога, Мари. Честно, я готов был застрелиться. Мне казалось, что они блефуют, Мари. Я действительно не принимал их всерьез.— Опять нет ответа, поэтому я продолжал: — Что они с тобой сделали, Мари? Бога ради, скажи, что они с тобой сделали?

Она что-то прошептала. Я не расслышал. Потом произнесла тихо:

— Со мной все в порядке. Пожалуйста, уходите.

— Мари! Посмотри на меня!

Она и ухом не повела.

— Мари! Взгляни же. Джонни Бентолл перед тобой на коленях.— Я попытался рассмеяться, но вышло какое-то кваканье. Как у простуженной лягушки.— Я люблю тебя, Мари. Поэтому я зарядил им эту проклятую ракету, поэтому я готов зарядить еще сотню ракет, поэтому я готов сделать все что угодно, хорошее ли, плохое, только бы тебе снова не причинили боль. Я люблю тебя, Мари. До меня это так долго доходило, но ты ведь понимаешь, что еще можно ожидать от такого кретина, как я. Я люблю тебя, и если только нам суждено когда-нибудь вернуться домой, хочу на тебе жениться. Ты согласна пойти за меня замуж, Мари? Когда мы вернемся домой?

Наступила долгая пауза, потом она тихо сказала:

— За тебя замуж? После того, как ты позволил им... Оставь меня, Джонни. Прошу, оставь меня в покое. Я выйду замуж за того, кто меня любит, а не за того, кто...— она вдруг замолчала и потом проговорила хрипло: — Пожалуйста. Уходи.

Я тяжело поднялся и подошел к двери. Открыл ее и впустил свет в комнату. Полоска от склоняющегося к западу солнца упала на кровать, заиграв на рассыпанных по подушке волосах, осветив широко раскрытые карие глаза и бледное, изможденное лицо. Я смотрел на нее долго-долго, пока не почувствовал резь в глазах. Я бы не стал лить слезы по невинным жертвам, идущим на верную смерть, это было несложно. Но я смотрел на единственного человека, которого любил, и мне пришлось отвернуться, чтобы Мари не дай Бог не заметила коварной слезинки у сурового, мужественного Бентолла. Послышался ее испуганный шепот:

— Боже мой, Боже! Твое лицо!

— Ничего,— сказал я.— Оно мне уже не очень надолго понадобится. Прости меня, Мари. Прости.

Я закрыл за собой дверь. Охранник повел меня прямо в ангар, и нам с Леклерком повезло в том, что я его не встретил по пути. Меня ждал Хьюелл с Харгривсом и Вильямсом, приготовившими свои блокноты. Я вступил на платформу лифта без лишнего напоминания, остальные за мной, и мы приступили к работе.

Сначала я открыл коробку распределителя, расположенную на внутренней стороне внешней обшивки, и установил часовой механизм. Затем, убедившись, что рубильник взрывного устройства находится в положении «Не заряжено», быстро осмотрел второе соединение цепи самоуничтожения: реле, состоящее из соленоида, установленного непосредственно над часовым механизмом. Сердечник соленоида, приводимый в действие при протекании тока по обмотке, фиксировался в крайнем положении при помощи довольно толстой пружины, для сжатия которой требовалось приложить усилие фунта в полтора, как я убедился, прижав сердечник пальцем.