Качка бортовая, значит волна у нас на траверзе. Я мало что понимаю из географии, но хорошо знаю одно: в это время года пассаты дуют с востока на запад, гоня волну. Вот и остается только север или юг.
Я спустил ноги с нашей шикарной кровати и прошел по центральному проходу к тому месту, где были не загороженные ящиками вентиляционные отверстия. Подошел по очереди к каждому и потрогал потолок с левого и правого борта. Слева он был явно теплее. Значит мы все же двигаемся в южном направлении. Ближайшей землей должна быть в таком случае Новая Зеландия, приблизительно в тысяче миль отсюда. Удовлетворенный полученной информацией, я уже хотел было удалиться, но услышал голоса. Они доносились сверху — слабо, но все-таки слышно. Я вытащил из-за рейки ящик, встал на него и прижался ухом к вентиляционной трубе.
Она, вероятно, выходила из радиорубки и благодаря своей форме служила идеальным рупором для приема и усиления звуковых волн. Мне было слышно тарахтение морзянки, а внакладку — беседа двух людей. Настолько отчетливо, как будто они разговаривали в трех футах от меня. Но вот беда, разговаривали они на языке, который был мне незнаком. Понять я все равно ничего не мог и посему спрыгнул со своего постамента, водрузил ящик на место и вернулся к Мари.
— Что ты там так долго делал? — укоризненно спросила она. Бедняга, ей было совсем не по себе в этом мрачном смердящем склепе. Впрочем, и мне тоже.
— Прошу прощения. И все же ты должна оценить мои старания. Я окончательно убедился в том, что мы направляемся на юг, и к тому же обнаружил, что можно запросто подслушать, о чем говорят люди на верхней палубе.— Я рассказал ей о результатах своих исследований.
— Эго может пригодиться.
— Еще бы! Есть хочешь?
— Как тебе сказать...— Она скорчила гримасу и погладила живот.— Не могу утверждать, что из меня плохой моряк, но эта вонь...
— Да уж. А вентиляция ни к черту. Но мне кажется, чаю все же можно было бы выпить. — Я подошел к переборке и напомнил о своем существовании тем же способом, что и несколько часов назад. Минуты не прошло, как люк открылся.
Я зажмурился от яркого света, ворвавшегося в пашу могилу. Кто-то спускался. Узколицый, худой, скорбного вида человек. Имя его было Генри.
— Что за шум?
— Нам обещали завтрак,— напомнил я.
— Вы его получите через десять минут.— Сообщив эго, он ушел, закрыв за собой крышку люка.
Даже скорее, чем он обещал, люк снова открылся, и появился коренастый молодой человек с темными курчавыми волосами. Он аккуратно спустился с лестницы с деревянным подносом в руках, приветливо мне улыбнулся,прошел по проходу и водрузил поднос на один из ящиков рядом с Мари. Потом снял крышку с оловянного блюда с видом Искофера, сбрасывающею покрывало со своего последнего творения. Я недоверчиво взглянул на коричневую клейкую массу и с трудом различил там рис и нарезанные кусочками кокосы.
— Это что такое? Отходы недельной давности?
— Пудинг «дало». Очень вкусно, сэр.— Он показал на эмалированный кофейник.— А тут кофе. Тоже хороший.— Он поклонился Мари и удалился так же бесшумно и быстро, как появился. Само собой разумеется, крышку люка накрепко запер.
Объяснить, что представлял собой этот пудинг, очень трудно. Некий студень, по вкусу и виду напоминающий подгоревший казеиновый клей. Совершенно несъедобно, но восхитительно по сравнению с кофе — чуть теплой болотного цвета жижей, словно водой, процеженной через старый мешок из-под цемента.
— Тебе не кажется, что они хотят нас отравить? — спросила Мари.
— Невозможно. Все равно такую бурду есть никто не будет. Во всяком случае, европейцы. Но вполне возможно, что полинезийцы почитают ее наравне с черной икрой...— Я осекся и подался к ящику, который стоял за подносом. |