Тревога исходила от людей Михаила, чья кровь, теплая, сладкая, придающая сил, вливалась в ее тело, в ее органы, восстанавливая мышцы и ткани. Но вливалась не в вену, а...

Рейвен замерла, ее сознание было настолько поражено, что тоже оцепенело. Дыхание покидало ее.

Не в первый раз.

Всплыли и другие воспоминания: доводящая до безумия манера Михаила питаться, его рот, жадно прижатый там, где билось ее сердце.

— О боже! — вырвалось у нее как подавленный протест.

Это была самая настоящая правда, а никакие не галлюцинации. Но ее человеческое сознание отвергало эту правду. Это невозможно, этого не могло быть. Она была внутри какого-то ужасного ночного кошмара и в любой момент могла проснуться. Этим и объясняется то, что произошло. Все смешалось — фанатизм ассасинов и сила Михаила. Но ее обостренные чувства говорили совсем другое, они говорили: это было на самом деле. Она лежит под землей, земля под ней и земля над ней. Они хотели закопать ее. Усыпить. Исцелить.

Михаил ждал, ничего не утаивая, позволяя ее сознанию переварить информацию. Даже когда она потянулась к его воспоминаниям. Он, наконец дождался ее реакции, и она его удивила. Он ждал криков, слез, истерики.

Рейвен вцепилась в матрас, издав животный крик боли. Она откатилась от него, не обращая внимания на свои жестокие раны.

Он заговорил резко, намного резче, чем хотел, потому что страх за нее перевешивал сострадание. Его приказ парализовал ее, сделал беспомощной, поймал в ловушку. Только глаза оставались живыми, полными ужаса, когда он присел рядом и осторожно ощупал ее раны.

— Расслабься, малышка. Я понимаю, знание потрясло тебя, — пробормотал он и нахмурился, увидев, как драгоценная кровь сочится из всех ран, кроме одной. Он поднял Рейвен и стал покачивать на руках у своего сердца.

Позволь мне уйти.

Ее мольба прозвучала в его сознании, эхом отозвавшись в груди.

— Никогда.

Суровые черты лица Михаила стали маской. Он взглянул на двери над их головами. Двери откликнулись, распахнувшись от одного его желания.

Рейвен закрыла глаза.

Михаил, пожалуйста, я умоляю тебя. Я не могу быть такой, как ты.

— Ты не представляешь, что я такое, — сказал он нежно, проплывая на следующий этаж так, чтобы ни что не могло ее потревожить. — Люди перемешали правду о моей расе с историями о нежити, которая ворует детей, убивает и мучает своих жертв. Я бы не смог спасти тебя, если бы ты умерла. Мы — человеческая раса, которая является частью земли, неба, ветра и воды. Подобно остальным людям, у нас есть свои особенности и свои недостатки.

Он не стал вдаваться в детали, откуда берутся вампиры. Ей, конечно, нужна правда, но не вся сразу.

Михаил доставил ее в гостевую комнату и осторожно положил на кровать.

— Мы не вампиры из тех ужасных историй, не ходячие мертвецы, во имя всего святого. Мы любим, мы молимся, мы служим стране. Нам отвратительно то, что человеческий мужчина может бить свою жену или ребенка, что мать может не обращать внимания на свое дитя. Нас отталкивает то, что люди едят мясо. Для нас кровь животворяща, священна. Мы бы никогда не стали мучить и убивать человека. Нам запрещено заниматься любовью с людьми, а потом пить его или ее кровь. Я знаю, что никогда не должен был брать твою кровь, это было ошибкой. Это было неправильно, потому что я не сказал тебе, что может произойти. Я знал, что ты моя истинная Спутница жизни и что мое существование не сможет продолжаться без тебя. Мне следовало лучше владеть собой. За это я буду расплачиваться целую вечность, но что сделано, то сделано. Мы не можем изменить то, что уже произошло.

Михаил приготовил несколько новых компрессов и положил на раны, плотно закрыв их.