Река течет столетие за столетием, но, разумеется, она не вечна. Ее не станет, когда не станет всего нашего мира. Однако по человеческим меркам это самое близкое, что только может быть, к нескончаемому процессу. В стихотворении Теннисона “Ручей” (1853) поток говорит:

Но это ощущение может породить у человека смутную тревогу. Река текла еще до возникновения людей, которые с самого начала непрестанно с нею сражались: переходили ее вброд, наводили мосты, плавали по ней, укрощали ее, перекрывали ее плотинами, меняли ее русло – и знали при этом, что река перетерпит все. Она будет струиться бесконечно.

Четвертому герцогу Куинсберри, которого прозвали “старым Кью”, надоело смотреть на Темзу из окна своего дома в Ричмонде. “Да что в ней такого, скажите на милость? – брюзжал он. – Течет, течет, течет, вечно одно и то же”. Лонгфелло писал, что на большой реке “медлительные годы плыли мимо и исчезали”. Те, кто хорошо знает Темзу, ходят неторопливо. У нее есть участки, где вода течет как бы неохотно. Индустриальная революция обошла в свое время Темзу стороной, промышленные предприятия возникли на ее берегах только после Первой мировой войны. В верхнем течении Темзы все еще различимы следы архаической сельской жизни. Некоторые деревни – например, Лечлейд и Криклейд, – словно бы законсервировались в своем преклонном возрасте, как будто находясь в скрытом союзе с рекой, которая всегда им служила. Кеннет Грэм, сотворивший мифологию Темзы в книге “Ветер в ивах” (1908), заметил об одной приречной деревне, что в ней царят “святое спокойствие” и “природная дремотность”; тот, кто бродит по берегу, – “бездельник”, чья душа вольно летит “сквозь золотые просторы воображения”. Для многих это – естественное состояние человека, прогуливающегося берегом реки. Высвободившись из мира дней и часов, он парит среди грез. Тот, кто предается мечтаниям у реки, может мечтать как о будущем, так и о прошлом.

Но, когда речь идет о жизни Темзы, определить, где начало и где конец, не так-то просто. Понятие гидрологического цикла, круговорота воды между рекой и морем создает проблему для тех, кто существует в линейном времени. Можно ли сказать, что Темза где-либо кончается? И если да, то где он, этот конец? Теоретически говоря, ее конец – это точка, в которой она начинается вновь. Беспрерывно двигаясь вперед, она в то же время течет назад. Исаак Розенберг написал о Стэнли Спенсере, создавшем много изображений Темзы близ Кукема, что “от его полотен исходит то переживание вечности, то ощущение безначальности и бесконечности, какое рождают в нас все шедевры”. Можно предположить, что этой “безначальностью и бесконечностью” Спенсер обязан проживанию около реки. Он писал сцены библейской древности в антураже XX века. Нескончаемая жизнь Темзы наводит на мысль, что природа всего на свете циклична.

Вот почему будущее реки часто описывали в терминах ее давнего начала. Шелли предсказал однажды, что “вокруг опор моста Ватерлоо образуются камышово-ивовые островки, и на пустую реку будут бросать зазубренную тень обломки арок”. В антиутопии Ричарда Джеффериса “После Лондона” (1885) Темза будущего названа “огромным застойным болотом”. В картинах грядущего, которые мы себе рисуем, часто возникает Темза, вернувшаяся к некоему первобытному состоянию, причем неявно предполагается, что в каком-то смысле она всегда оставалась первобытной. Начало реки содержится в ее конце. Историк Томас Бабингтон Маколей изобразил разрушенный мир будущего, когда “некий приезжий новозеландец… посреди громадного безлюдья, стоя над уцелевшей аркой разбитого Лондонского моста, будет зарисовывать развалины собора св.