Золотисто-каштановое облако скрылось из виду, и его охватило горькое разочарование; такого острого и болезненного чувства он давно не испытывал. Нет, он этого не вынесет; он должен непременно увидеть ее, поговорить с ней. Он с отчаянием огляделся по сторонам в поисках экипажа, но его не было. Не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих, лорд Эдмунд побежал. На мгновение ему показалось… нет, он был уверен, что увидел ее на Воксхолл-Уок. Происходящее чем дальше, тем больше напоминало охоту, которая увлекала его все глубже и глубже в зловонные трущобы и лабиринты незнакомых улочек, и он, словно жертва, послушно шел на аромат нежно-розового муслина и золотисто-каштановых локонов, всполохами озарявших нездоровый воздух, пока наконец не понял, что обманут. Измотанный, со стертыми ногами, он со стоном уперся в каменную стену глухого темного тупика. Шум в ушах стих, и лорду Эдмунду вдруг стало жутко от нависшей над ним тишины. Все вокруг словно вымерло, не слышно было даже отдаленного лая собак. Толпы людей, сквозь которые ему совсем недавно приходилось прокладывать свой путь, казалось, остались за сотни миль отсюда. Двери и окна домов по обе стороны тупика были наглухо закрыты ставнями и решетками — впрочем, за единственным исключением, в чем он убедился, присмотревшись внимательнее: неподалеку была грязная витрина какой-то лавки, дверной проем ничто не перегораживало, а над проемом висел древний символ ломбардного дела — корона с тремя шарами.

Лорд Эдмунд заставил себя оторваться от стены и двинулся к ломбарду в надежде хотя бы вызвать кеб и, если повезет, утолить жажду. Его шаги гулко стучали по булыжнику; тишина и впрямь была зловещей. Подойдя к витрине, лорд Эдмунд увидел, что она покрыта густым слоем сажи, из-за чего стекло выглядело абсолютно непрозрачным. Но дверь была слегка приоткрыта. Он толкнул ее, ожидая, что тишину нарушит скрип петель или звон колокольчика, однако дверь распахнулась бесшумно.

Лорд Эдмунд в нерешительности замер на пороге, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в полумраке. В тусклом свете, проникавшем в открытую дверь, проступили наконец очертания стульев, столов и прочих предметов мебели, нагроможденных по всей комнате, так что свободным оставался лишь узкий проход, уводивший в темноту. Пахло антикварной мебелью, залежалыми тканями, старой бумагой, ржавым железом, пылью, гнилью и плесенью. Он совсем не так представлял себе ломбард; не видно было ни прилавка, ни хозяина, лишь высились груды мебели и кипы хлама, да кем-то был оставлен проход, впрочем, вполне широкий, позволявший проникнуть в мрачные глубины. Лорд Эдмунд был, разумеется, из тех, кто привык повелевать; в том мире, где он существовал, исполнялась любая его прихоть, причем быстро и беспрекословно. Но сейчас он был не на Чейни-Уок и не в Нейпир-Холле, и даже не в одном из шумных кварталов города, где за деньги можно купить все, что угодно. Он так и стоял в немом оцепенении, не решаясь сделать ни шага вперед или назад, обезоруженный темнотой и тишиной.

Он и сам не знал, сколько времени прошло, но вот забрезжил свет в дальнем конце прохода, или скорее туннеля, поскольку завалы мебели скрывали не только стены, но и потолок. Словно повинуясь гипнозу, лорд Эдмунд двинулся по туннелю, который оказался на удивление длинным, учитывая жалкие пропорции самого домишки и улицы. Едва он выбрался, как в глаза ему ударил свет фонаря, который держала в вытянутой руке некая недвижная фигура.

— Прошу вас, проходите, сэр, — произнес низкий и неожиданно благородный голос, — и позвольте узнать, чем я могу быть вам полезен.