– Ты ее знаешь? Присмотрись. Получше присмотрись. Нет? Не вспомнил?

Потом, через два дня, Шатов стоял в квартире и смотрел на тела трех человек, отравившихся угарным газом. Два алкоголика крепко выпили с подругой, кто-то из них не загасил сигарету, огонь попал на диван… Обычная история. Банальная. Опасно засыпать с не загашенной сигаретой. Особенно, если на столе между пустых бутылок валяется конверт, подписанный: «Е.Шатов».

– Ты их знаешь? Встречался? Нет? А почему?

– Не почему… – Шатов сдержался, не стал устраивать истерики.

Шатов ждал. Это только начало, знал Шатов, это только начало. Дракон – живой дракон или его призрак – только играется. Только подталкивает Шатова. Даже игра еще толком не началась. Не началась.

Как не началась она и через день у отравившейся в кафе пятнадцатилетней девчонки. Школьнице стало плохо после выпитого чая, перед смертью она успела встать и сделать несколько шагов к двери. Ни в карманах, ни в сумочке ничего, связывающего ее смерть с Шатовым не было.

Салфетка с написанными красным фломастером его именем и фамилией аккуратно лежала на соседнем столике.

– Ты ее знаешь? Знаешь?

Тошнота.

Днем и ночью.

Каждую минуту.

И мысль – когда? Когда Дракон закончит подготовку и нанесет удар? Шатов не боялся этого. За последнюю неделю он стал этого хотеть. Чтобы… Чтобы у него появился шанс сделать хоть что-нибудь. Чтобы у него появилась возможность снова почувствовать себя человеком, а не тенью.

Сегодня погибла участковый врач. Шатов несколько раз вызывал ее к себе домой. Помнил только фамилию, не удосужившись тогда запомнить имя и отчество. Светлана Семеновна Фетисова, сказал Дима Климов. Сорок семь лет. Разведена.

Она не смогла дойти от двухэтажного здания поликлиники до троллейбусной остановки. Из фраз, которыми перебрасывались опера из группы Сергиевского, Шатов понял, что Фетисова вышла из поликлиники в половину девятого. В двадцать тридцать. У нее была вторая смена.

Саня Балазанов, старший лейтенант и единственный из группы с кем у Шатова не было пока открытого столкновения, глубокомысленно рассмотрев труп, заявил, что врачица, по-видимому, отошла метров на пятьдесят от здания, кого-то увидела, испугалась и попыталась вернуться в поликлинику. Ее нагнали и ударили чем-то тяжелым по затылку. Ударили очень сильно и точно – хватило одного удара.

Климов при этом посмотрел на Шатова так, будто это Шатов убил женщину.

Сергиевский стоял в стороне, безучастно рассматривая все происходящее, поэтому был единственным, кто услышал тихую реплику Шатова.

– Что ты сказал? – переспросил майор.

– Его кто-то спугнул, – повторил Шатов чуть громче.

– О! – восхитился Климов. – Наш интеллектуал изволил сделать заключение!

– Господин Шатов сейчас еще скажут нам, где прячется злоумышленник! – подхватил Балазанов.

Оба подошли к Шатову.

Шатов демонстративно смотрел мимо них, на Сергиевского. Это все ерунда. Эти подколки ничего не значили. Эти подколки – мелочь, по сравнению с тем, что творится в душе у Шатова. Ерунда. Чушь. Мелочь…

– С чего ты взял? – не оборачиваясь спросил Сергиевский.

– Он даже не оттащил ее с дорожки. Чуть в сторону ее отодвинуть – и все, неделю бы искали.

– Пока не завонялась бы, – вставил Климов.

Балазанов хмыкнул.

– А ее нашли минут через пятнадцать после убийства, – сказал Сергиевский.