Потом он снова вернулся в город уже в районе Шибрук и во второй половине того же дня обнаружил знакомое название Риндийк‑страат – улицу, которая пересекалась с Эразмус Сингел. Теперь было нетрудно добраться до места, которое в его воспоминаниях было самым ранним – черный ход ресторана, где его подкармливали, когда он был совсем маленьким. Он тогда даже и говорить‑то почти не умел, а потому добросердечные взрослые сами выбегали, чтобы его покормить, а не для того, чтобы дать ему пинка и прогнать прочь.

Боб долго стоял там в сгущающихся сумерках. Тут мало что изменилось. Перед ним, как на фотографии, возникло лицо той женщины, которая вынесла ему маленькую мисочку еды, размахивая зажатой в другой руке ложкой и произнося какие‑то странные слова. Теперь‑то он мог прочесть название ресторана и понял, что он армянский, так что женщина, вероятно, говорила именно на этом языке.

Каким же путем пришел ты сюда, Боб? Почувствовал запах еды, когда проходил мимо? Но откуда ты шел? Боб прошелся по улице сначала в одну сторону, потом в другую, все время оглядываясь, пытаясь что‑то вспомнить.

– Чего шныришь, толстяк?

Двое ребят, лет восьми. Воинственные, настороженные, но не хулиганы. Вероятно, члены местного кодла. Нет, скорее все‑таки семьи – перемены, вызванные Ахиллом, вероятно, дошли и сюда. Хотя кто знает, распространились ли они на эту часть города?

– Я должен здесь встретиться со своим папой, – сказал Боб.

– А кто твой папа?

Боб не был уверен, что они не путают два понятия: папа – глава «семьи» и папа – отец ребенка. Он все же рискнул ответить – «Ахилл».

Ребята отнесли к этой идее с сомнением.

– Так он же там – ниже по течению. И с чего это он будет тут встречаться с таким жирным поросенком, как ты?

Впрочем, их сомнения ничего ровным счетом не значили.

Важно было другое – слава Ахилла разнеслась по всему городу.

– С чего это я стану чесать с вами языки о делах моего папы? – ответил Боб. – А что до «поросенка», то в семье моего папы все такие толстые. Мы едим до отвала.

– И все такие же коротышки?

– Нет, я раньше был повыше, да вот тоже стал задавать дурацкие вопросы, – дерзко ответил Боб и протискался мимо ребят. Он пошел по Розенлаан, в ту сторону, где, как ему представлялось, мог жить сторож.

Ребята за Бобом не увязались. То ли то была магия имени Ахилла, то ли уверенность, с которой говорил с ними Боб.

Как если бы не боялся ничего на свете.

Потом все опять стало совсем чужим. Боб все время осматривался, стараясь не пропустить ничего, что мог бы заметить в те времена, когда он, спотыкаясь, уходил от дома сторожа. Так он бродил до темноты, но и тогда решил не бросать поисков.

Стало совсем темно. Боб остановился под уличным фонарем, стараясь разобрать надпись на прибитой к фонарному столбу табличке, и вдруг заметил, что на самом столбе выцарапай набор знаков и букв, который почему‑то приковал к себе его внимание. PDVM – вот что там было вырезано. Боб не имел ни малейшего представления о том, что это означало. Он вообще не думал об этой надписи, не вспоминал о ней за все долгие часы поисков. А тут – узнал! Он видел ее раньше! Даже не раз. Несколько раз! Значит, квартира сторожа была совсем рядом!

Боб медленно огляделся кругом, тщательно фиксируя все детали. Вот оно! Небольшой многоквартирный жилой дом с наружной и внутренней лестницами.

Сторож жил на самом верху. Цокольный этаж, бельэтаж, второй, третий. Боб подошел к почтовым ящикам и попробовал прочесть фамилии квартиросъемщиков, но они были слишком высоко, да и надписи сильно выцвели, а кое‑где вообще отсутствовали.

Какая разница – ведь фамилии‑то сторожа Боб все равно не знал.