И каково же было удивление Сергея, когда, приехав летом на дачу в Финляндию к Боровицким, он узрел там свой идеал! В первый миг у него так перехватило в груди, что он не смог вымолвить ни слова. Несколько дней юноша не мог ни есть, ни спать. Одна мысль точила его. Она тут, рядом, в получасе ходьбы. Как хорошо, что Боровицкие без конца их с маменькой приглашают, не надо изобретать повода для визита. Но плохо иное. Он в присутствии своего ангела и двух слов связать не может! Когда же наконец Сережа немного успокоился, взял себя в руки и попытался обратить на себя внимание Розалии Марковны, то тут его и ожидала настоящая трагедия. Она была влюблена, несомненно, влюблена! В Анатолия! В эту красивую пустоту! Сереже не нужно было никаких фактов, он просто это почувствовал, так как сам заболел любовью. Он, точно зверь, чуял, как чувство разлито вокруг, по всему дому Боровицких. Как оно сияет ярким нимбом над головами молодых людей. Ему, несомненно, не тягаться с Анатолием! Он рядом с кузеном, точно мышь, рожденная в подполье. Анатолий подобен яркому павлину, тут и оперение, и осанка!

Сережа отогнал от себя горькие мысли и поднял голову от дороги. В нос ударил запах гари. Пожар? Молодой человек поспешил вперед и очень скоро увидел клубы черного дыма, языки огня и суетящихся вокруг людей. Горела церковь Святой Троицы, единственный православный храм в округе. Уже прибыла пожарная команда, окрестные жители, православные и лютеране, спешили на выручку. Сережа тоже бросил велосипед у дороги и принялся носить ведра с водой, бросать песок.

– Что случилось-то? – спросил он на ходу у мужика, катившего бочку.

– Да говорят, молния ударила в дерево, от него и загорелось.

– А разве была гроза? – изумился Сережа. Впрочем, пока он предавался печальным размышлениям, что-то и впрямь громыхало вдали, да только он не обратил на это внимания. Дождь, гроза, какая разница!

В это время раздался треск, здание церкви покосилось и начало крениться, как карточный домик.

– Спасайся! Разойдись! – послышались крики.

Храм рухнул со стоном, подобно умирающему человеку. В небо взлетел огромный столб веселых искр. И в тот же миг раздался ужасающий крик, почти вой. Это кричала матушка, жена старенького попа, погребенного под крышей рухнувшей церкви. Толпа ахнула, кто-то заплакал, кто-то молился.

– Господи, прими его душу!

Сережа крестился и шептал молитву побелевшими губами. На душе стало черно, как от пожара вокруг.

Внезапная вдруг гроза застала молодых людей недалеко от дома. Промокшие до нитки, они вбежали на веранду просторной дачи, оставляя на полу лужицы. Полина Карповна встретила молодежь легким ворчанием, уж больно долго их не было, да под дождь попали, все вымокли…

– Ну, показывайте вашу добычу. И это все? Опять Розалия Марковна больше всех набрала! Зина, а что с твоей корзиной приключилось?

– Я, маменька, споткнулась о корягу, упала прямо на корзинку, она и раздавилась, – понурилась дочь.

– Вечно с тобой что-нибудь эдакое случается!

Позвали с кухни финскую девушку, помогавшую повару. Та с недоумением воззрилась на грибы: разве можно это есть? Однако безропотно потащила корзины.

– Забавные эти чухонцы! – засмеялся Анатолий. – Не признают белых, коровий гриб у них называется!

– А какие признают? – поинтересовалась гувернантка.

– Да, кажется, только лисички.

Девушки поспешили наверх, переодеваться. Анатолий замешкался внизу. Ему показалось, что мать хочет ему что-то сказать.

– Что, маменька?

Лицо Боровицкой приняло торжественное и немного загадочное выражение.