Я выскользнул из воспоминаний, словно вынырнул из воды, и поспешил убрать котелок от огня.

Суп, хоть и без мяса, получился отменный. Благо, что мы захватили с собой моркови, картофеля и кое-что из специй. В моем рюкзаке еще находилось несколько жестяных банок с консервами, которые раздобыл Бородач, но их решено было приберечь до того момента, как мы войдем в Вековой Лес.

— Не факт, что в Лесу мы обнаружим живность, которую можно будет есть, — сказал Бородач.

— А ты бывал там?

— Нет.

— Тогда откуда?..

— Из головы, — прервал Бородач, — я тоже маг, я многое умею. Представь, что можно закрыть глаза и посмотреть на мир с высоты полета птиц. Сознание словно улетает высоко вверх, под облака, и парит там, словно невидимый призрак. И все можно разглядеть — и Лес, и Степь, и мертвые города Империи.

Бородач замолчал на мгновение, пожевал губами, словно собирался с мыслями, и продолжил:

— Правда, это не всегда получается… и сил отнимает много, поэтому приходится надеяться на интуицию. Здесь, за стенами Империи, я чувствую себя лучше, есть много серебра, которое можно использовать. А маг без серебра, что писарь без бумаги, верно, Геддон?

Подмигнув мне, Бородач улегся на своей лежанке, завернулся в полушубок из черного блестящего меха:

— Дорой ночи, господа. Спите спокойно, опасаться нечего.

— Ну, раз ты так сказал… — ответил Император, но Бородач либо не заметил сарказма, либо пропустил его мимо ушей.

Тогда молодой Император сел на своей лежанке, обхватил ноги руками и уткнулся острым подбородком в светлой щетине в коленки. Я смотрел на него, доедая суп, и видел усталость в глазах.

Страшно ли это, когда вместо отчаяния приходить усталость? Какие могут быть последствия? А ведь там, в глубине глаз господина скрывается третий фактор, о котором не стоит забывать, Геддон, не рекомендуется забывать. Месть. Блюдо, которое молодой Император спрятал глубоко в холодильник, чтобы оно успело порядком замерзнуть перед тем, как будет извлечено на свет…

— Скажи мне, Геддон, — попросил Император, — ты считаешь, что все это не зря? Я имею ввиду наш поход, нашу погоню за Ловкачом…

Он говорил «наш», не задумываясь включая меня в свой круг. Возможно, Император воспринимал меня как самого близкого себе человека. Хотя, почему — возможно? Так оно и было на самом деле. Кто еще остался ближе меня? Никого.

— Наше дело правильное, — сказал я, сглатывая готовый вырваться поток совсем ненужных слов.

— Да, — сказал Император. И хотя я думал, что сейчас он заговорит, произнесет еще что-нибудь, Император лег, накрылся шубой и повернулся к костру спиной.

— Доброй ночи, Геддон, — донеслось до меня.

— Доброй ночи, мой господин.

Через минуту тишину нарушал лишь ветер-гуляка, которому здесь настоящее раздолье, и тихий треск костра.

Огонь каким-то чудесным образом не сжирал хворост в один присест, а словно наевшийся до отвала пес, лениво и неторопливо обгладывал ветки одну за другой. Я подкинул еще несколько сухих стручьев в полной уверенности, что до утра они не перегорят, и тоже лег. Магический огонь неожиданно вызвал в памяти одно воспоминание — я нащупал руками рюкзак, подтянул его к себе и нашарил внутри прямоугольной «кирпичик».

«Теория магии» в дрожащем свете огня выглядела старой, поношенной книгой, которую зачитали до дыр и которой давно пора бы стать растопкой для камина. Обложка ее оказалась покрыта густой сеткой трещинок, титульный лист выдран с корнем, верхние уголки следующих листов погрызены, помяты, или поломаны «треугольничком», словно тот, кто читал книгу не смог найти нормальной закладки.