Изменить размер шрифта - +
Он по-прежнему неотрывно смотрел на экран телевизора, а его грудь неистово вздымалась.

– Из-за Вэй Вэй Цзян Я страшно ненавидел того врача. Он не только хранил его труп, но и время от времени бичевал его, вымещая на нем свою ненависть. – Фан Му продолжал спокойно рассказывать, как будто говорил о чем-то совершенно его не касающемся. – Поэтому он определенно не избавился от моего тела сразу, а использует меня как свой трофей или игрушку, иногда вылавливая и подвергая порке. Это очень важная улика. К тому же я постараюсь выгадать время и место, прежде чем он убьет меня, и сохранить что-нибудь от него, например кожу, в качестве доказательства. Однако он вымочит мое тело в растворе формалина, а одежду и прочее наверняка уничтожит. Поэтому улики, которые я сохраню, скорее всего, будут находиться внутри меня. Вы должны аккуратно вскрыть мое тело, особенно живот. Не проявляйте снисходительности или жалости только потому, что тело мое; этого уж точно не надо, прошу вас!

Какой же смелостью должен обладать человек, которому грозит скорая смерть, чтобы так спокойно перечислять доказательства, которые он готов обменять на свою жизнь, и приказать своим коллегам не щадить свой труп и разрезать его на части!

Цзян Я уже был бледен как мертвец. Готовность Фан Му умереть потрясла и испугала его, но он никак не ожидал, что за его собственным смертным приговором скрывалась еще более безупречная ловушка! Маленькое изображение человека на экране телевизора заставило «Огни города» задрожать от страха.

Повествование покойного продолжалось:

– Это все, что я хотел сказать. Конечно, это лишь мои предположения, и в процессе реализации могут возникнуть всевозможные неожиданности. Если я потерплю неудачу, – Фан Му подался вперед, и на его лице отразились безграничная искренность и предвкушение, – комиссар Фэнь, наставник Бянь, вы обязаны провести расследование. А в день, когда дело будет закрыто, сообщите о нем общественности во всех подробностях. Не ради так называемой личной репутации, а… – Фан Му остановился, повернул голову влево и опустил глаза, как будто эта тема была слишком тяжелой, чтобы о ней говорить. – Никто из нас не может отрицать, что из-за «Огней города» город сильно изменился. Мы и сами порой сомневались: прав все-таки «Огни города» или нет? Неужели убийство – это единственный способ добиться справедливости и правосудия? То, что сделал Цзян Я, я тоже делал. И хочу сказать горожанам, что борьба с насилием при помощи насилия ничего не решит. Вера в насилие приведет лишь к еще более жестоким бесчинствам. – Фан Му вновь повернулся к камере, его лицо было спокойным. – Если эти весы наклонены, то позвольте мне стать гирей.

Жестокое насилие может уничтожить тело. Порочная вера может уничтожить душу. Безбоязненная жертва, напротив, может спасти все.

– И наконец, – Фан Му уставился в камеру, и на его лице вдруг проступила неловкость, а в улыбке, появившейся в уголках губ, чувствовалось глубокое нежелание расставаться. – Ми Нань…

В кабинете тут же воцарилась тишина: полицейские забыли о своем долге, а убийца – о своем положении.

Лицо Фан Му покраснело, губы задрожали, словно в груди собралась тысяча слов, но он не знал, с чего начать.

Ми Нань затаила дыхание и в растерянности глядела на мужчину, который из бесстрашного вдруг стал застенчивым и неуверенным.

Однако не было ни просьб, ни слов любви, ни даже пожеланий счастья. Фан Му просто безмолвно смотрел в камеру, на его глазах понемногу выступали слезы. Наконец он улыбнулся:

– Вот и все.

Конец видео. Стоп-кадр. На экране телевизора застыла неподвижная улыбка Фан Му.

Вместе с ней застыли и все присутствующие в кабинете. С этого момента все звуки умолкли, и на спокойном озере сердца больше не было ряби.

Быстрый переход