Днем раньше, в воскресенье, в День всех Святых, мы отправились на кладбище, чтобы зажечь свечку на могиле нашего маленького братика. Вообще-то он был самым старшим из нас, и если бы брат был жив, ему исполнилось бы сейчас шестнадцать, но он умер еще младенцем, и никто из нас не мог помнить его.

Звали брата Яльмар. Никто толком не знал, отчего он умер. Рассказывали, будто он сделался вдруг какой-то вялый, перестал дышать и умер. Это было очень странно. Говорили, что в нем погас огонек жизни.

Но что же такое этот «огонек жизни» и откуда он появляется? Кто зажигает его в нас и не дает ему угаснуть всю нашу жизнь? Вот о чем я думала тогда, глядя на свечу, зажженную над маленьким холмиком.

Рядом со мной стояли мама, мой брат Роланд и наша младшая сестра Надя. Папы с нами не было.

Затвердевшая от мороза земля хрустела под ногами. Дул пронизывающий ветер, мы дрожали в наших пальто, а пламя свечки беспокойно трепетало над могилой. Пора было уходить.

Когда мы вернулись, в доме было темно. Свея еще не зажигала света. Она поспешила к нам, похоже, спросонья, с подсвечником в руке. Мама попросила ее зажечь лампы и растопить камин в столовой, а затем подать горячий шоколад.

Луна, только что выглянувшая из-за тучки, светила прямо нам в окно. Мне не хотелось, чтобы Свея зажигала все лампы. Но мама любила, когда в доме много света. Луна, голубая и холодная, пугала ее, особенно в это время года. Мама говорила, что в доме свет должен быть красноватым и теплым. «Вот будет хорошо в следующем году, когда мы проведем электричество!» – сказала мама, снимая с Нади ботики. Эти слова она повторяла почти каждый день и тут же добавляла со вздохом: «Если только получится…»

А все из-за папы, который считал, что электричество – это не забава. Следует помнить, говорил он, что человек впускает в свой дом чужеродную силу, которая может оказаться небезопасной. Нужно еще и еще раз подумать, прежде чем пойти на такой шаг. Не стоит, как мама, бездумно решаться на такое лишь потому, что так делают все соседи. Папа каждый раз обещал серьезно подумать о проведении электричества, но не раньше чем на будущий год. Мама опасалась, что это только очередная отсрочка – ведь стоит папе узнать что-нибудь плохое об электричестве, он тут же с торжествующим видом объявляет нам об этом.

«Но на этот раз я ему не уступлю!» – говорила мама Свее. Она знала, что Свея поддержит ее. Свея не слишком увлекалась нововведениями, но в «электриство» верила свято. И вполне одобряла: «И правильно, стойте на своем, хозяйка!»

Как ни удивительно, но немудреные слова Свеи вселяли в маму необыкновенную уверенность. Когда Свея соглашалась с ее мнением, мама чувствовала себя такой окрыленной, будто для нее в мире нет ничего невозможного. Свея умела говорить столь убедительно, что любой ее собеседник, если только он думал иначе, начинал сомневаться в собственном здравомыслии.

Но вернемся к тому воскресному вечеру.

Папы не было дома. Он уехал в деревню, чтобы поразмышлять на досуге. Он всегда очень дорожил своим свободным временем, ему необходимо побыть одному, чтобы наконец закончить свою книгу, говорил он. Папа писал об Эмануэле Сведенборге, который жил в восемнадцатом веке и был великим мыслителем, совсем как папа. Сведенборг размышлял о серьезных вещах, таких, как душа человека, жизнь и природа, – словом, обо всем, о чем трудно что-либо сказать толком. Поэтому папа был вечно занят подобными мыслями, а мама недолюбливала Эмануэля Сведенборга. И Свея тоже. Ведь именно у него папа начитался всех этих странных идей. Насчет электричества, к примеру. Вряд ли люди в восемнадцатом веке пользовались электричеством, но мама и Свея все равно были против Сведенборга. «Если верить хозяину, в мире нет ничего, о чем не написал бы этот Сведенборг, – говорила Свея. – Не удивлюсь, если он думал, что электричество – от нечистого.