— Не гони! — ругалась Зинка.

— Да не гоню я, не гоню.

— Вот и не гони…

На даче Сан Саныч вспомнил, что не выключил дома утюг.

— Да ты что? Да как же так? Растяпа! — забеспокоилась жена. — Вечно у тебя так. Сгорим ведь! Что теперь — обратно ехать?

— Да ладно, я сам. По-быстрому, — виновато предложил муж. — Час туда, час обратно. Всего-то.

— Час! За час от квартиры головешки могут остаться! Ну что за мужик у меня! Верно мама говорила…

Но он не стал ее слушать, просто отчего-то притянул к себе жену и обнял ее. Как тогда, как девять лет назад.

— Ты что? — растерялась Зинка.

— Ничего, просто так. Захотелось.

Зинка ошалело смотрела на мужа.

— Дети! — позвал Сан Саныч.

— Чего? — отозвались радостно прыгающие на участке дети.

— Подите сюда.

Дети подбежали. Встали.

— Поехал я, — сказал отец, присев на корточки и погладив их по головам.

— Ага, — сказали дети. — А привезешь чего-нибудь?

— Обязательно.

— Ну ты сегодня прямо какой-то не такой… — тихо удивилась Зинка. — Из-за утюга, что ли? Да ладно, не сгорим небось.

— Поехал, — еще раз сказал Сан Саныч. — Если задержусь — ужинайте без меня.

— А ты не задерживайся! — крикнула вдогонку жена.

Дети, подбежав к забору, отчаянно замахали вслед уезжающим «жигулям». Зинка стояла на крыльце непривычно смирная и задумчивая.

Сан Саныч выехал на трассу и направился в сторону города. Но до города не доехал. Он свернул на какой-то проселок и через пятьсот метров заехал в лес. Достал из бардачка нож и резанул себя по руке. Не глубоко, но так, чтобы закапала кровь. Размазал ее по рулевому колесу, приборной доске, капнул на сиденье. Выбрался из машины, сбросил несколько капель на траву. Вот и всё. Зашвырнул в далекие кусты ключи и, не оглядываясь, углубился в лес, чтобы через десяток километров выйти к другой автостраде. Там он, отряхнувшись и приведя себя в порядок, поднял у обочины руку.

— Куда?

— В город.

— Две сотни.

— Согласен.

В городе он поехал не домой. Дома у него уже не было. Он отправился на вокзал. Сел в электричку. Через пять станций вышел. И отправился бродить по лесу. Любил он лесные прогулки. В одиночестве. Он шел по тропинке, сбивая прутиком листья. Сзади никого не было. Из его и соседних вагонов никто не вышел. Оказывается он ничего не забыл. И все когда-то приобретенные навыки были при нем. И теперь работали помимо его воли. Он прошел по тропинке два километра и захотел сходить в туалет. Огляделся, заметил обвалившуюся избушку — без окон, без крыши, с одними только стенами. Свернул к ней, шагнул в проём отсутствующей двери.

Тихо.

На всякий случай вынул из кармана бумажку и спустил штаны.

Тихо.

Стал вытаскивать из кармана что-то и случайно выронил. В обрушившийся погреб.

— Черт возьми, — тихо выругался он. — Это ж надо. Э-эх!

Он натянул штаны, заглянул в погреб, спрыгнул в него, огляделся. В погребе было холодно, мерзко и пахло тухлятиной.

Он нашел оброненную вещь. Заметил в углу под завалом сгнивших в склизской плесени досок рваную, всю в засохшем дерьме, телогрейку. Потянул ее. Потрогал рукав, нащупал что-то железное — то ли заржавевший крючок, то ли пуговицу — оторвал.