Всё же там кто-то есть… Потому что целитель с торжественным видом сунул банку себе за пазуху, будто спрятал самое ценное, что у него есть, а потом провозгласил на весь лагерь:

— И ещё есть, кто сомневается в моих методах? Всего полночи, и человек уже на ногах!

Гордо дёрнув головой, он пошёл куда-то в наскоро собранный лагерь. Наверное, проверять, нет ли ещё раненых, желающих причаститься его целебной магии.

— Твою псину, — я начала заваливаться обратно, но тут же меня подхватили.

Моя голова легла на прямо на открытое декольте Эвелины, и я шумно втянул воздух, уставившись на размытые бугорки. Вот это я понимаю, лечение. Сразу же и силы появились, и я уже чувствую, как косточки срастаться начали…

Эвелина ещё и погладила меня по голове, сама вдохнув поглубже. А потом простонала:

— О-ох, ну и вонь! Деверь мой дорогой, хоть ручей и холодный, я бы советовала…

Собравшись с силами, я оторвался от Избранницы, и кое-как сел. Во второй раз это далось полегче.

Рядом приземлился отец Афанасий, тут же опустился и Хромой. Мальчишка был цел, и я признался себе, что его судьба меня беспокоила даже больше, чем остальных.

Прошуршали по траве сапоги, и сбоку от меня плюхнулся Хомяк.

— Оставил Сивого за старшего. Сейчас передохнём, и с рассветом двинемся дальше.

— Мы бы хотели поговорить с братом нашим, солдат, — начал было священник, великодушно осеняя сержанта знамением.

Это он так намекал, что лишние уши не нужны.

— В задницу твои благословения, ваше чернолуние, — огрызнулся Хомяк, небрежно отмахиваясь, — Ты мне тут уши не заливай! Если хотите дальше с нами идти, я должен быть в курсе.

Эвелина нахмурилась, но священник встретился с ней взглядом и покачал головой.

— Тем более, я так понимаю, там в городе, — понизив голос, Хомяк повернулся ко мне, — Один Страж вытащил меня из кареты сраных лисов, и про Василия что-то брякнул… Это был ты?

Я кивнул. Хомяку я доверял, и терять его доверие не хотел.

— Иной, твою Луну, — ошалевший сержант сам себя осенил знамением, очертив символ вокруг лица, но никуда не рванулся, остался сидеть на месте.

Отец Афанасий с улыбкой покачал головой, а потом повернулся ко мне:

— Там, у пещеры, когда ты стал исчадием Вертуна…

— Сгинь моя Луна, — Хомяк заметно побледнел, на миг замер, потянувшись к магострелу, а потом махнул рукой, — А, вылунь, в Пробоину тебя с твоими тайнами. Давай, чернолуние, жги дальше правду-матку!

Как оказалось, когда я стал проигрывать «уголькам» бой, в дело вступил Одержимый. Афанасий рассказал, что это сопровождалось изменением внешнего вида элементаля.

То есть, я стал больше, сильнее, чуть огонь не стал изрыгать. Вот только когда я разобрался с «угольками», пришла очередь моих чернолунников.

— Хвала Незримой, я смог накинуть на тебя символ, — Афанасий показал на своё лицо.

Ну да, обняться с «угольком» — удовольствие сомнительное.

— Подобное было, когда ты вытащил нас из катакомб, — призналась Эвелина, — Ты не превратился в «уголька», но тоже стал… как бы сказать… другим.

Я кивнул. Всё вставало на свои места… Именно символ, висящий у меня на шее, и обжигал, но сейчас боль стала вполне терпимой.

Когда меня «успокоили», нас и нашёл отряд Хомяка. Как рассказал сержант, он после той заварухи в Межедаре просто на всё плюнул и думал свалить с города. Хомяк нашёл Сивого в подворотне, потащил его практически на себе.

На окраине-то его и застигла всеобщая паника.