– Значит, вы сдали меня дашини для того, чтобы спасти мне жизнь.

Она не дрогнула лицом.

– В таком случае, Швея, в следующий раз вы окажете мне огромную услугу, если оставите умирать.

Она фыркнула.

– В самом деле? Думаешь, мне все еще есть дело до твоей гордыни? Или боли? Я уже говорила тебе и повторю снова и снова: я ни перед чем не остановлюсь, чтобы защитить Алину. Ни перед чем. Все это я сделала лишь для того, чтобы возвести ее на престол.

– Вы принесли в нашу жизнь разруху и смерть.

– Да. Принесла и еще принесу, если понадобится. Пусть потекут по стране кровавые реки, если так нужно, но Алина станет королевой.

Я знал, что ей ответить, но замешкался. Представил, как святая Биргида шепчет мне в ухо: «Я взывала к тебе каждый раз в тот миг, когда ты уже одержал победу, но еще не нанес последний удар». Я всегда верил в милосердие и сострадание – и теперь больше чем когда-либо я верил, что они жизненно необходимы.

Но также существует и справедливость, Биргида. И, кроме того, я не какой-то там чертов святой.

– Ваш сын возненавидел бы вас за то, кем вы стали, – сказал я.

Сначала я думал, что Швея разозлится и изойдет яростью или, может, сломается и начнет рыдать, но она, конечно же, не сделала ни того ни другого. Лишь сказала:

– Конечно, он бы возненавидел меня за это, Фалькио. И через тысячу лет не смог бы простить меня, даже несмотря на то что я возвела его дочь на престол. Но ведь именно поэтому мы с тобой так сильно любили его, не правда ли?

Позже той же ночью мы вшестером стояли на крепостном валу замка Арамор, и звезды сияли так ярко, что я готов был даже поверить, что нахожусь на Южных остравах. Как ни странно, но двух человек, которые лучше всего поняли бы меня в тот миг, с нами не было. Алина расположилась в покоях замка: больше ей ничего не грозило, лишь собственные страхи. Я пообещал ей, что вскоре и они развеются без следа. Эталия же осталась с ней, чтобы побыть рядом, пока девочка не заснет. Алина вновь перестала смотреть мне в глаза, то ли от чувства вины за то, что согласилась с замыслом Швеи, то ли из-за того, что я предал ее, так и не сделав королевой.

– Знаешь, а я бы согласился стать королем, – признался Брасти, поставив ногу на парапет и оглядывая просторы, словно они принадлежали ему.

– Из тебя получился бы ужасный король, – заметил Кест.

Ему сменили повязку на отрубленной кисти, и рана больше не кровила.

– Еще болит? – спросил Брасти.

– Смертельно. Такое ощущение, что ее медленно, очень медленно отпиливают.

– Тогда почему ты… ну, сам знаешь…

– Что?

– Не кричишь, – вымолвил Брасти. – Не плачешь. Не стонешь и не… в общем, не делаешь то, что делают нормальные люди, когда им отрубают руку!

Кест поглядел на него, слегка улыбнувшись, то ли озадаченный, то ли искренне удивленный.

– А что, это помогает?

Брасти всплеснул руками.

– Ты безнадежен.

Валиана рассмеялась, а с ней и Нера, которая перебирала струны, наигрывая нежную мелодию, которая так соответствовала звездной ночи.

Я повернулся к Дариане, которая стояла немного в стороне.

– Что ты там делаешь? – спросил я.

Она оглянулась.

– Что? Нера сказала, что я должна тут находиться. Вот я и нахожусь.

– Если отодвинешься еще дальше, то свалишься со стены.

– Я не одна из вас, – сказала она, – и никогда не была.

– И каково это? – спросил Брасти.

Она поглядела на него сквозь щели прищуренных глаз, но затем на губах ее расцвела ухмылка.