— Хоть раз в жизни он разговаривал с вами как простой смертный?
Стерлинг улыбнулся.
— Я чувствую, вы заранее настраиваете себя против него. Это неразумно. Да он человечен, очень человечен.
— А я должна думать о нем, как о боге!
— Он на него и похож.
— Полубог, получеловек, — съязвила я, но решила не продолжать тему. — Вы так много говорите о своем отце. А ваша мать? Она, как и все, преклоняется перед величием супруга?
— Моей матери давно нет в живых. Она умерла при родах. — Его лицо едва заметно помрачнело.
— Сожалею… Я знаю, у вас есть сестра. А другие сестры или братья?
— Нас только двое. Аделаида на восемь лет старше.
Но я все не могла избавиться от мысли: какой же должна была быть женщина, на которой женился Линкс.
— Так что ваша мать? — спросила я. — Она тоже из заключенных?
— Нет. Просто Линкса послали работать на ее отца. Можете себе представить Линкса, посланного работать на кого-то? Словом, очень скоро мой отец женился на дочери своего хозяина — моей матери.
— Очень умно с его стороны, — заметила я с иронией.
— Так вышло, — ограничился Стирлинг кратким ответом.
— Итак, он женился, чтобы вырваться из рабства.
— У вас острый язык. Нора.
— Я говорю то, что думаю. Ну хорошо, расскажите мне все-таки о вашей матери.
— Как я могу это сделать, если никогда не знал ее?
— Но сохранились же какие-то воспоминания, рассказы?
Он нахмурился и умолк. «Значит, рассказы были», — решила я. Но, возможно, Линкс выглядит в них не столь привлекательно.
— Вы не должны судить Линкса, пока не узнаете его, — угрюмо отозвался Стирлинг.
И тут же, сменив тему, заговорил об Австралии — о цветущей акации, о прекрасных и стройных эвкалиптах, о том, как мы совершим путешествие на север от Мельбурна…
Я слушала не очень внимательно, потому что все думала о Линксе. Рысь… Скорее уж лиса, если судить по поступкам. Чем больше я узнавала о совершенствах этого человека, тем больше настраивалась против него, потому что в каждом упоминании его достоинств видела укор собственному отцу.
Наконец я сказала:
— Уже поздно, надо идти.
Стирлинг проводил меня до каюты и пожелал спокойной ночи.
Я долго не могла сомкнуть глаз. Нет, не позволю Линксу командовать собой, хоть он и мой опекун, хоть подчинил себе всех — даже Стирлинга. Я больше не стану расспрашивать о нем. Я выкину его из головы.
Но и во сне меня не покидал высокий человек с глазами рыси, похожий на лису.
На третий день после отплытия из Кейптауна случилось вот что. Как обычно, после ужина, мы сидели на палубе. Стирлинг продолжал рассказывать об Австралии: о великолепных красно-желтых цветах под названием «лапки кенгуру», о роскошных орхидеях, маленьких порывистых попугайчиках — розовых, зеленых лори. Каждый день я все больше и больше узнавала о стране, где мне предстояло жить.
Неожиданно кто-то громко чихнул. Странно, мы были уверены, что кроме нас на палубе никого нет.
— Кто здесь? — спросил Стирлинг, оглядываясь. И тут совсем рядом с нами кто-то зашелся в жестоком приступе кашля. Чувствовалось, что несчастный изо всех сил старается перебороть его. Мы едва сделали несколько шагов по палубе, как снова раздался кашель. На этот раз сомнений не было: он доносился от одной из спасательных шлюпок. Стирлинг быстро вскочил в нее.
— Здесь мальчик!
И я увидела голову, грязную, лохматую. Испуганные глаза казались огромными на побелевшем от страха лице. |