И какие приемы! Чего они ему стоили! Сто тысяч франков один оркестр! И балетные танцовщики. Все напивались допьяна. Вечером 17 ноября он устроил какой-то египетский костюмированный бал. Шикарно! Триста тысяч… ну ладно… Я никогда не видела Низама таким потешным и странным. Выглядел просто дико, со змеей на лбу.
Она замолчала, когда Шэрон подошла к камину с графином бренди и серебряным портсигаром, поставила графин на столик у кресла, села рядом со мной на диван.
Я смотрел на желто-голубые языки пламени, шипевшие над дровами, и перед глазами возникали жуткие образы. Змея – Царская диадема, символ фараона! – вполне естественно смотрелась бы на лбу Низама аль-Мулька. Меня будто кто-то по спине ударил: припомнился дневной рассказ Банколена о найденном парижской полицией в лесу теле мужчины в сандалиях и золоченых одеждах египетского вельможи. Он был застрелен в голову…
Колетт Лаверн подняла руку, закуривая сигарету, звякнув сверкающими браслетами. Губы выпустили колечко дыма, проплывшее мимо стеклянных, застывших глаз. Вытянулась, изогнулась, глубже откинулась в кресле, обхватив плечи руками. Лицо холодное, мертвое, настороженное. Темно-карие глаза щурились. Кровавые губы с прилипшим кусочком бумаги от сигареты медленно приоткрылись, обнажив белые зубы.
– Низам читал всякие вещи, которых я не понимаю, – неожиданно сообщила она. – Абсолютно не понимаю… Однажды вечером шел буйный пир. Не могу рассказать, что стряслось. Я искала де Лаватера и Кина и не смогла найти. К утру явился один мой приятель. Его била дрожь, хотя он не был пьян, в отличие от остальных, и не мог никому ничего втолковать, – все в дым пьяные валялись на полу. Он стоял и кричал, что кто-то застрелил де Лаватера, разыскивают Кина.
В тишине треснуло полено.
– В Булонском лесу нашли мертвого де Лаватера. Мертвецки пьяный Кин оказался в своей квартире на авеню Марсо, лежал в постели с револьвером в руке. А Низам улыбался.
Снова пауза. Она потерла руки, сильно затянулась сигаретой.
– Кин, протрезвев, разрыдался. Объяснил, что дрался с де Лаватером на дуэли. Полиция спрашивала, где другой пистолет, потому что оружие было только у Кина. Кин сослался на Низама, который дал им пистолеты, пообещал присутствовать при дуэли и дать сигнал стрелять. Понадеялся, что Низам подтвердит. А Низам только улыбался и пожимал плечами. Объявил все это ложью…
Она скрестила ноги в шелковых чулках, потянулась к графину, налила себе бренди и невозмутимо откинулась в кресле.
Глава 7
Стук в ночи
Потом весело и энергично взмахнула бокалом, высоко вздернув плечо.
– Вам интересно, милочка? – обратилась она к Шэрон, пролив немного бренди на синий халат и сокрушенно надув губы. – Ох, я очень виновата, моя дорогая! Такая красота… Alors, revenons a nos moutons.
Шэрон улыбнулась мне через плечо.
– Ах! – вздохнула Колетт. – Как мило!… Девочка-англичанка и великий детектив! Но мы заняты делом. – Челюсть ее вдруг стала жесткой, квадратной. – Как я вам уже сказала, – продолжала она, затягиваясь сигаретой. – Кин был пьян до того, что почти ничего и не помнил. Помнил, что вызвал на дуэль де Лаватера, стрелял в него, но считал, что промахнулся. Помнил, как Низам хлопнул его по спине, сообщил, что де Лаватер застрелен, и велел отправляться домой, так как дело плохо. И все.
– Низам все отрицал. Заявил, что слышал, как Кин грозил де Лаватеру; наверно, просто завел его в Булонский лес и застрелил. Обещал предъявить доказательства, что не выходил из дому весь вечер. Сослался на меня, потому что все прочие были пьяны, и я подтвердила…
– И это была правда?
Она задумчиво взглянула на меня, скривила губы в легкой улыбке, пожала пухлыми плечами:
– Откуда мне знать? Я на него вообще никакого внимания не обращала. |