– Инспектор, – задумчиво спросил Банколен после длинной паузы, – вы любили Бронсона, правда?

– Его… все любили, сэр.

– И когда пойдете в Олд-Бейли давать показания против его убийцы, пожелаете обязательно отправить его на виселицу, не так ли?

– Конечно.

– Да! – Банколен слегка шевельнул рукой, пожал плечами. – Для меня это значения не имеет. Если хотите, кликните свой летучий отряд, и я вас мгновенно, – он прищелкнул пальцами, – доставлю на Гиблую улицу… Но в таком случае, инспектор, вам никогда не поймать Джека Кетча. Больше того – узнав, кто он такой, вы никогда не сумеете обвинить его. Понимаете, он не причиняет вреда людям, способным свидетельствовать против него. Он расправился только с негром и с Бронсоном. Увы, здесь в моем распоряжении нет лабораторий Сюрте, поэтому я не могу предъявить ему обвинение в их убийстве. – Детектив помолчал. – Думаю, еще несколько часов жизнь аль-Мулька и женщины в полной безопасности. Нынче вечером, как сообщил нам Джек Кетч, наступает десятая годовщина с момента той старой дуэли. В тот же самый момент, до минуты, не раньше, он затянет петлю. На кон поставлена жизнь трех человек.

– Трех?

– Вы все еще не поняли, Толбот, – фыркнул француз. – Трех. Будет еще одна жертва.

Помолчав, Толбот откинулся на спинку кресла, вытащил свой блокнот.

– Минуту назад вы сказали, что собираетесь кое-что прояснить. Что ж, я слушаю…

– Хорошо, – кивнул Банколен, хмурясь на каминную полку. – Пожалуй, никогда еще у меня не было дела, каждая деталь которого с такой точностью вписывается в общую картину. Ни одна не уводит нас в сторону. Они попросту предстают перед нами, порождая разные личные мнения, которые каждый тоже пытается вписать в картину. В результате возникает кошмар.

Рассмотрим сначала гениальную гипотезу Пилгрима, ибо с нее вообще начинается дело. Эту теорию можно отбросить путем простого сопоставления рассуждений доктора с известными нам фактами.

Он взял сигару, но не стал раскуривать.

– Во-первых, нам известно, что аль-Мульк и Лаверн вместе старались выяснить, кто такой Джек Кетч. С этой целью они пытались выудить сведения у Доллингса, думая, будто он что-то знает. Это абсолютно ясно из рассказа самого Доллингса. Аль-Мульк бесцеремонно, навязчиво вступил с ним в беседу, направил в ночной клуб, что явно свидетельствует о его сговоре с Колетт Лаверн, и, естественно, поэтому я хотел узнать у Доллингса, о чем она его расспрашивала.

Вечером в понедельник, пять дней назад, выпивший Доллингс решил ее проводить. Она от него ускользнула, он блуждал в тумане с разнообразными приключениями, потом очутился на Райдер-стрит. Может быть, помните, как я его спрашивал, долго ли все это длилось. И ответ получил примечательный: не больше двадцати минут. Иными словами, действительно ли Доллингс, медленно пробираясь в туманной ночи, не зная, куда направляется, и описывая круги, за двадцать минут прошел несколько миль от дома Колетт Лаверн до Райдер-стрит? Больше того, по дороге он непременно бы встретил несколько лондонских улиц с ярчайшим освещением и с толпами народу… Это значит, инспектор, что Доллингс вовсе не домой ее провожал.

Банколен раскурил сигару и какое-то время пускал клубы дыма.

– Он сам понял абсурдность своего приключения, впервые сегодня услышав, что она живет на Маунт-стрит. И поэтому так удивился, придя туда нынче днем, и поэтому задал горничной глупый вопрос, давно ли они там живут. На самом деле Колетт вышла из такси совсем рядом с Райдер-стрит, где он потом оказался.

Доллингс выпустил ее из такси в час ночи пять дней назад. Как нам известно, в час ночи пять дней назад доктор Пилгрим услышал, как кто-то шагает по переулку и открывает ключом дверь клуба «Бримстон»…

Толбот вдруг ударил кулаком по ладони.