С этим крошечным клочком тесьмы Кадфаэль отправился в обратный путь. Дойдя до середины монастырского двора, он услышал возмущенные вопли и понял, что там, куда он идет, царит смятение и хаос. Монах замедлил шаг, так как спешить уже было незачем. Ловушка сработала, и кто-то в нее попался. Кадфаэль опоздал предотвратить это событие, но если и случилась беда, в его власти было ее поправить, а если никто не пострадал, то тем лучше. У него имелось, что показать и рассказать, но теперь это было уже не к спеху.

«Так вот чьего ареста ожидает часть моих попутчиков! « — подумал Ниниан.

Но он знал, что Хью Берингар скорее всего имел в виду кого-то другого, ибо вот уже несколько дней, как он потерял след Ниниана, и сейчас не мог ожидать его появления. Зато другие упоминали женщину, служившую у священника, имя которой было им, правда, неизвестно. Кое-кто строил невероятные предположения, упоминая несколько имен, не знакомых Ниниану, поскольку-де эти люди пострадали из-за непреклонной суровости священника.

Вскоре Ниниан понял, что застал на дороге опоздавших горожан, которые плелись в хвосте основного потока, слишком поздно прослышав про то, о чем судачил весь город. Весь Форгейт, начиная от ворот аббатства, был забит народом. В то время, когда Ниниан поравнялся с воротами, клир во главе с аббатом показался из северной двери церкви, за ними шли носильщики с гробом, а следом потянулась чинная процессия монахов. Это был самый опасный момент для Ниниана, если он хотел незамеченным наблюдать, как будут развиваться события, чтобы лишь в крайнем случае самому сдаться по доброй воле. Все обитатели монастыря знали его в лицо и, если увидят, могли узнать даже по осанке или по походке. Ниниан поспешно сместился из переднего ряда и, протиснувшись назад, перешел через дорогу. Зайдя в узкий переулок, он остановился там, пережидая, пока все монахи не прошли мимо. За монахами двигались отцы предместья — те, кто, не желая уронить своего достоинства, не бросился сразу вон из церкви, чтобы заранее занять на кладбище удобное местечко. Следом хлынула толпа зевак, стараясь подойти поближе, чтобы все рассмотреть; они бежали за процессией, точно дети или свора дворовых собак за странствующим акробатом, отличаясь от них только тем, что не так громко и откровенно выражали свои восторги.

Оказаться одному в хвосте было так же опасно, как высовываться вперед, и Ниниан вовремя вышел из переулка и присоединился к процессии. Он двинулся дальше в толпе, в то время как голова процессии уже заворачивала с форгейтской дороги направо и, миновав ярмарочную площадь, вливалась в открытые настежь кладбищенские ворота.

Ниниан заметил, что кроме него было еще несколько человек, которые хотели посмотреть на зрелище, не попадаясь никому на глаза. Они тоже остались стоять на дороге и заглядывали в ворота снаружи. Вероятно, они поступали так из-за того, что двое солдат из гарнизона встали по обе стороны от ворот, — они сделали это ненавязчиво, не мешая никому входить на кладбище, но все же люди посматривали на них с опаской.

Ниниан остановился в воротах и стал оттуда смотреть, вытягивая шею, чтобы из-за моря голов впереди себя увидеть, что творится на другом конце кладбища, где находилась могила. Аббат и приор были люди высокого роста, и Ниниан их хорошо видел, до него ясно доносились последние слова, произнесенные над гробом приором Робертом, который старался придать своему голосу самое сладостное звучание. Приор действительно от природы обладал великолепным голосом и очень любил им блеснуть в драматические моменты литургии.

Подвинувшись немного в сторону, Ниниан мельком увидел лицо Диоты, белевшее бледным овалом из-под черного капюшона. Как единственному более или менее близкому человеку, ей по праву досталось это место у гроба Эйлиота.