– И что ты сказал?

– Сельским хозяйством, – ответил он.

Она согласно кивнула.

– Земля возвращает обратно все, что ты в нее посадил, и даже больше, если есть умения.

– Если бы ты могла что‑то сделать, кем‑то стать, кем бы ты была?

Она задумалась. Она знала о жизни в деревне, знала, что судьба большинства людей – надпись на надгробном камне. Когда они становились чуть старше детей, их отдавали в ученики научиться ремеслу – в противном случае им выпадал жребий скитаться и быть только рабочими или солдатами. Женские судьбы зависели от воли их мужей.

Вечные Странники были более свободны в большинстве случаев. Кузнец, если хотел, мог ковать и приносить пользу клану. Если человек чего‑то хотел, то никто не мог ограничить его в своем выборе. И женщин в клане не ограничивали. Судьба была определена только у тех, кого причисляли к определенному ордену, когда Ворон провозглашал, каким талантом они награждены от рождения.

Ни один Вечный Странник никогда не спросит у Ворона, кем хотелось бы стать ему.

Молчание обещало затянуться надолго, потому об сказал:

– Сегодня этот вопрос меня тоже захватил врасплох. Но мне преподнесли урок. Чем бы ты занималась?

– Вороны не создают семей, – внезапно произнесла она. Ей было легко говорить, особенно в темноте. – Мы не можем позволить себе отвлекаться. Мы не выполняем ежедневную рутинную работу в клане. Не готовим, не собираем ветки для костра. Мы не штопаем свою одежду и не шьем.

– Ты прекрасно готовишь, – возразил он.

– Потому что Ушир вообще не умел готовить. Я научилась многому, когда мы остались одни. Но быть Вороном – это не одно и то же, что быть пекарем, Таер. Ты смог сбежать и стать солдатом. Ты можешь сейчас все бросить и стать земледельцем, если захочешь. Но я не могу не быть Вороном.

– Но если бы могла, что бы ты сделала?

Она закинула назад руки и покачала ногами вперед‑назад с пятки на носок, скамья была для нее немного высока. Улыбаясь, полусонно она произнесла:

– Я бы стала женой, как старая карга, которая держит постоялый двор в Борсдоке на западном побережье. У нее десяток детей. Все они намного выше нее ростом и все в страхе замирают, когда она проходит мимо. Ее муж – старый моряк с одной ногой. Не припомню, чтобы я услышала от него хоть одно слово, кроме «да, дорогая».

Она удивила его, и Таер рассмеялся. Чтобы остановить хохот, пришлось крепко сомкнуть губы.

Удовлетворенно улыбаясь в темноте, она подумала, что самое странное в ее заявлении то, что она сказала правду. Да, пожилая женщина держала постоялый двор, и ее дети с женами и мужьями – и все они, каждый из них, – любили ее. Она жила в мире дневного света, где существа из мира теней не осмеливались даже показать свои лица, и дети в ее семье отвечали только за чистку нескольких лошадей или уборку комнаты.

Но то, чему больше всего завидовала Сэра, произошло однажды зимним вечером, когда ее дядя развлекал шумную толпу, собравшуюся у большого костра. Он рассказывал им истории о привидениях и сумеречных существах, а пожилая мудрая женщина со смехом покачала головой и сказала, что чем слушать выдумки о чудовищах, лучше детей отправить спать.

Вот так она и осталась, когда ей надо было уйти. Неделя или месяц – для исполнения своего долга разницы никакой – целая жизнь или две тоже практически разницы никакой, сказала бы она. Поэтому она осталась.

– Не дергай. Это же луковица ириса. Она слегка подрезана, чтобы цвести, – говорила несколько недель спустя сестра Таера. – Ты не знаешь, как полоть траву?

Сэра оставила злополучную траву нетронутой, распряилась и почти застонала от облегчения в спине.