– Зато мы теперь точно знаем, кто мутит воду, – даже не обратил внимания на его слова Михеев. – Это ведьмак. Причем не просто какой-то там, а из числа тех, кого называют «отщепенцами». Свои же называют, заметь, ведьмаки. И вот здесь вырисовывается новая и очень серьезная проблема.

– Как его ловить? – уточнил Коля. – И сразу – почему «отщепенец»? Ну просто вариантов много, гадать не хочется.

– Отщепенец он, потому что законы ведьмачьего бытия предал, – пояснил Пал Палыч. – Эти ребята существуют с незапамятных времен по своему кодексу, в котором значится, что кровь просто так лить нельзя. Жить достойно нужно, защищать себя, коли понадобится, за жизнь и честь друга да брата встать в битве должно, дите людское да девку глупую, коли совсем уж нужда припрет, защитить следует. А убивать ради славы, власти или денег – думать не моги, позор это. Живи так, чтобы умирая упрекнуть себя было не в чем, а коли смерть раньше времени нагрянет, встреть ее с достоинством, пощады не проси, бейся до конца. Ну еще не требуй помощи без особой нужды, не доверяй никому, кроме собратьев, да и то не всех, и так далее. Причем вся эта премудрость не на пустом месте возникла, так им предки заповедали, которые были ох как непросты. Слышал я версию о том, кем именно они являлись, проникся.

– А этот, значит, плюнул на всю эту архаику, и решил пустить свои знания и силы в оборот? – уточнил Коля. – Я прав? Потому он и отщепенец?

– Молодец. – Михеев не поленился встать и погладить молодого человека по голове. – Умница. Все так. А знаешь, какая самая простая дорога к могуществу, пусть и локального характера?

– Переход на темную сторону силы? – предположил Нифонтов.

– Смешно, – хмыкнул Пал Палыч. – И ты почти угадал. Кровь. Живая людская кровь, использованная в соответствующих ритуалах, проведенных по всем правилам. Проще говоря – жертвоприношение. Причем неоднократное. Ведьмачья сила и знания, помноженные на темные обряды, да сдобренные муками жертв – это, знаешь ли… У нас в архивах есть кое-какие заметки на данный счет, и поверь – если он сделает то, что задумал, мало никому не покажется.

– А чего же тогда его собратья Ровнину ничего не сказали? Он ведь еще когда к ним ездил, спрашивал.

– Из принципа, скорее всего, – потянувшись, ответил ему Михеев. – Говорю же – они не любят, когда в их дела лезут посторонние. Наверняка ведь уже все знали, но решили утаить правду, чтобы самостоятельно с ренегатом разобраться. Вот только не получилось у них ничего. Вроде как он сегодня к ним снова отправился, хочет все же склонить к сотрудничеству, но, полагаю, результат окажется тот же. Там в старейшинах такие дубы столетние сидят, с ними не договоришься. А нам поспешать надо, похоже, что дело идет к концу, он спешит, может, уже и кровь людскую в ритуалах пролил. Ленц все правильно просчитал, не просто так он хотел его с Ростогцевым стравить. Война вурдалачьих семей – событие из ряда вон выходящее, все только за ним будут следить, не отвлекаясь ни на что другое. И мы в первую очередь. Когда свежесотворенные упыри выползут на ночные улицы, нам будет не до нескольких пропавших детей. Да мы даже не узнаем о том, что где-то что-то случилось, он ведь наверняка выберет таких малолеток, до которых никому и дела нет. Мало ли в спальных районах неблагополучных семей?

– Так он мог все это провернуть и без всей этой чехарды, – изумился Коля. – И мы все равно ничего бы не узнали.

– Не факт, – покачал головой Пал Палыч.