На седьмой день пыток в камеру зашел Худосоков. Внимательно обозрев измученного Бориса немигающим взглядом, он сказал что-то обрызганному кровью палачу и вышел.

Через полчаса вымытый и приодетый Бельмондо лежал в весьма уютно обставленной комнате с занавешенными фальшивыми окнами. Передвижной столик у широкой двуспальной кровати под балдахином алого шелка был уставлен всевозможной мясной пищей, свежими росистыми фруктами, кичливыми бутылками с марочным вином и разнообразными прохладительными напитками.

Борис, не в силах поднять голову, смотрел на все это минут пятнадцать. Есть ему совсем не хотелось, да он и не знал, как воспримет пищу его основательно избитый организм. Он уже хотел закрыть глаза и попробовать вырубиться, как вдруг ему в голову пришла мысль: "Есть кровать, есть альков, значит, будут и бабы"...

И, пересилив себя, он начал усиленно питаться. Первой он съел поджаренную до хрустящей корочки курицу под апельсиновым соусом, затем телятину и котлеты по-киевски. Желудок принял все это с энтузиазмом, тем более что вино оказалось отменным – не кислым и не сладким, а то, что надо. Наевшись и захмелев, Бельмондо заснул.

Предтрапезное логическое умозаключение Бориса оказалось верным – через час его разбудил сдавленный женский смех. Открыв глаза, он увидел, что лежит между двумя приятными развеселыми женщинами, вернее – между женщиной и девушкой. Они были неуловимо похожи, из чего Бельмондо сделал вывод, что ему предстоит развлекаться с дочкой и ее мамашей или, по крайней мере, с родными сестричками.

Такая радужная перспектива мгновенно привела Бориса в боевое состояние. Он повернулся к девушке и попытался ее поцеловать в пухлые детские губки, но та деланно захныкала и, отчаянно брыкаясь, перебралась в объятия к мамочке. Мамочка, прижав обиженное сокровище к своему пышному телу, принялась нежно ласкать девушку. Постепенно ласки переросли в нечто большее.

Некоторое время Борис смотрел на них с большим удовольствием. Обе женщины – гладенькие, полногрудые, с маленькими изящными ручками и ножками – были столь хороши, что казались ему неземными созданиями. У "дочки", которую звали Вероникой, ему особенно нравились нежные, белоснежные кисти с длинными пальчиками в обворожительных диадемах алых ноготков, правильное личико, обрамленное кудряшками, и пронзительные черные глазки. У "мамаши" (Дианы Львовны) его прельщали тициановские бедра и груди, чуть-чуть тронутые растяжками, округлые леонардовские плечи и особенная, все растворяющая вокруг женственность...

...Время, однако, шло, а гостьи, все более и более увлекаясь друг другом, не собирались обращать внимание на своего благодарного зрителя.

И терпение Бельмондо лопнуло. Это случилось после того, как женщины, совершенно забывшись, начали пылко заниматься французской любовью. Подобрав с пола ажурные бюстгальтеры, Борис начал остервенело хлестать ими лежащую сверху мамашу. Та сразу вскинула головку и некоторое время обиженно-удивленно смотрела на Бельмондо, как на невоспитанного мужлана, неизвестно как оказавшегося в их утонченном обществе... Затем неожиданно ласково улыбнулась и поманила его бесподобно нежным пальчиком. Вскоре на кровати затеялась веселая куча мала, в конце концов превратившаяся в слаженно колеблющийся слоеный пирог, роль начинки в котором, невзирая на пыточные ожоги, с превеликим наслаждением выполнял Бельмондо.

Любовные игры троицы продолжались несколько часов. В середине пятого "тайма" Бельмондо начал позевывать. Заметив, что партнер "скисает", женщины распили с ним финальную бутылку шампанского и, чмокнув в обе щеки, удалились.

Очнулся Бельмондо голый и в необычном положении – крепкими кожаными ремнями он был прикреплен к стене. Широко разведенные в стороны и также схваченные ремнями ноги едва касались крепкого журнального столика. Немного подергавшись для приличия, он уставился на "дочку" с "мамашей", весело резвившихся на кровати.