Винстинг поджал губы, но ничем другим не выдал своего разочарования. Он был совершенно уверен, что предложение вызовет у Эдварна интерес. Хотя возможно, Ладриан купил с потрохами какого-то другого повелителя преступного мира из тех, что присутствовали сейчас в зале. Об этом стоит поразмыслить.

Винстинг прошел к центральному столу, на котором был установлен самый ценный предмет этого вечера. Картина, изображавшая полулежащую женщину; Винстинг нарисовал ее сам, и у него получалось все лучше.

Картина ничего не стоила, но сегодняшние гости все равно собирались предложить за нее огромные деньги.

Первым к Винстингу приблизился Даузер, руководивший большей частью контрабандных операций в Пятом октанте. Трехдневную щетину на его щеках укрывала тень от полей шляпы-котелка, которую он демонстративно не оставил в гардеробной. Ни симпатичная дама, которую он держал под руку, ни элегантный костюм не скрывали того, насколько этот Даузер грязный тип. Винстинг сморщил нос. Почти все его гости были презренным мусором, но другим хватало приличий хотя бы не показывать этого столь открыто.

– Уродлива, как грех, – разглядывая картину, проговорил Даузер. – Поверить не могу, что вы принуждаете нас торговаться из-за… этого. Слегка нахально, не так ли?

– Вы бы предпочли, чтобы я выражался со всей откровенностью, мистер Даузер? – спросил Винстинг. – Чтобы я объявил во всеуслышание: заплатите мне, и на целый год получите мой голос в Сенате?

Даузер огляделся по сторонам, словно ожидая, что в помещение вот-вот ворвутся констебли.

Винстинг улыбнулся:

– Обратите внимание на оттенки серого на ее щеках. Отражение пепельной природы жизни в мире до Пепельного Катаклизма, мм? Это лучшее из всего, что я написал. У вас есть ставка? Начнем торг?

Даузер не ответил. В конце концов он сделает ставку. Каждый из находившихся в зале не одну неделю вел себя вызывающе, прежде чем согласиться на эту встречу. Половина из них – криминальные лорды, как Даузер. Другая половина – такие же аристократы, как Винстинг, благородные лорды и леди из влиятельных Домов, не уступавшие по безнравственности владыкам преступного мира.

– Вы не боитесь, Винстинг? – поинтересовалась женщина, цеплявшаяся за локоть Даузера.

Винстинг нахмурился. Он ее не знал. Стройная, с короткими золотисто-русыми волосами и взглядом лани, она была необычно высокого роста.

– Боюсь, моя дорогая? – переспросил Винстинг. – Людей в этом зале?

– Нет, – возразила она. – Того, что ваш брат узнает о… ваших делах.

– Заверяю, вас, Реплару в точности известно, кто я такой.

– Родной брат губернатора, – проговорила женщина, – и вымогает взятки.

– Если это вас на самом деле удивляет, моя дорогая, – со смехом заявил Винстинг, – то вы вели слишком изолированную жизнь. На этом рынке продавалась рыба куда крупнее меня. Когда прибудет следующий улов, возможно, вы сами все поймете.

Это замечание привлекло внимание Даузера. Винстинг улыбнулся – он будто услышал, как в голове криминального лорда словно со щелчком сдвинулись шестеренки.

«Да, – подумал Винстинг, – я действительно только что намекнул, что мой брат собственной персоной может принять твою взятку».

Возможно, это заставит гостя увеличить ставку.

Винстинг подошел к слуге, чтобы выбрать на подносе креветки и пироги.

– Женщина, которую привел Даузер, – шпионка, – негромко сообщил он неизменно маячившему за спиной Флоту. – Возможно, работает на констеблей.

Флог вздрогнул:

– Милорд! Мы проверили и перепроверили каждого гостя.