Капитан приставил к глазам бинокль, затем отдал отрывистое приказание. Ловкий как обезьяна матрос мигом вскарабкался на ванты, и вскоре над кораблем развевался флаг со свастикой.

— Что там? — спросил Миллер.

Педро опустил бинокль.

— Корабли.

— Чьи?

— Немецкие.

— Вы уверены?..

— Друг мой, я плаваю не первый год и знаю контуры всех кораблей мира.

— Нельзя их обойти?

Капитан покачал головой.

— Понимаю ваше беспокойство, — с расстановкой произнес он. — Пойманный дезертир подлежит военно-полевому суду со всеми вытекающими последствиями.

— Они ведь далеко, — моляще посмотрел мигом утративший спесь Миллер.

— Нас наверняка уже заметили, — сказал капитан. — Поэтому изменение курса вызовет подозрения. Наш корабль — частная рыболовецкая посудина, вам ясно?

— Ясно.

— Думаю, у немцев сейчас есть заботы поважнее, чем терять время на такую жалкую скорлупку. Договоримся так: через несколько минут я спущусь вниз, а вы станете капитаном. Врите как можно правдоподобнее, от этого зависит ваша жизнь… Так на чем я остановился? — Педро подчеркнуто спокойно посмотрел на хронометр. — Да, и раздобыл семейные архивы. Ну там, письма, судовые журналы и прочее. И сопоставил доходы с расходами. Представьте себе, поэт оказался прав, он гениально угадал процент доходов почтенных работорговцев. А вы его книги сжигать надумали…

— Послушайте, Педро, не ерничайте, я вас умоляю…

— Стоп! — перебил капитан. — Я ухожу в кубрик. Ваше спасение — в ваших руках. Вернее, в вашем языке.

Миллер заступил на место Педро. Наскоро постарался оценить ситуацию. Этот чертов Педро не так прост, как могло бы показаться на первый взгляд. В минуту серьезной опасности подставляет его под удар, ведь капитан несет полную ответственность за судно, отвечает за грузы и людей, которые находятся на борту. А что он знает о них? Педро — темная лошадка. Хвастун и враль — это полбеды, а вот чем промышляет? И какие дела связывают его с ведомством Гиммлера?..

Едва капитан Педро исчез в кубрике, как матросов тоже словно ветром сдуло.

Миллер, оставшийся в одиночестве, наблюдал, как впереди по курсу вырастают громады трех океанских судов — они шли малым ходом. Вскоре за их колоссальными тушами Миллеру удалось разглядеть еще несколько самоходных барж и пароходов.

Он вздрогнул от повелительного голоса, внезапно раздавшегося с верхней палубы ближайшего к нему судна.

— Стой! — прозвучала команда, многократно усиленная мегафоном.

Миллер крикнул по переговорному устройству распоряжение мотористу, и на сей раз его немецкий был понят: суденышко послушно легло в дрейф.

Штурмбанфюрер сумел рассмотреть человека, отдавшего приказ, поскольку тот стоял близко к борту.

— Немец? — спросил мегафон.

— Немец, — ответил Миллер.

— Порт приписки?

Миллер наугад брякнул:

— Гамбург.

— Документы в порядке?

— О, конечно…

— Ладно. Как называется твоя посудина?

— «Виктория», — назвал штурмбанфюрер первое пришедшее в голову имя.

— Почему нет названия на борту?

— Название стерлось… Нужно менять обшивку, она уже никуда не годится… Вернусь в Гамбург — стану на капитальный ремонт, — плел напропалую Миллер.