Выйти на палубу, подышать?

Он пробирался по кубрику осторожно, крадучись. Рассохшиеся половицы поскрипывали под ногами. С грохотом отлетела в сторону какая-то пустая жестянка, и Миллер замер. Он и сам не знал, чего боялся. Безотчетный ужас вдруг овладел всем его существом. Он загадал: выйдет сейчас из кубрика, никого не разбудив, — значит, все будет в порядке.

Храп прекратился.

«Бог с тобой, Марианна», — сонно произнес матрос, и храп, словно по команде, возобновился.

Убедившись, что никто не проснулся, Миллер снова двинулся к выходу. Без всяких приключений он отворил дверь и, зевая, вышел на палубу.

Вечером, прощаясь, капитан «Пенелопы» сказал, что на рассвете они бросят якорь в каком-то датском порту. Однако сам Миллер бросать здесь якорь не собирается: слишком близко от Германии. Нужно все-таки пробиваться подальше. Лучше всего, конечно, в Южную Америку. Туда, по словам коменданта Нейенгамме, собираются многие бежать. Только там, пожалуй, можно будет чувствовать себя в относительной безопасности, получить передышку, чтобы оглядеться, консолидировать силы. А главное, там у него есть нужный человек, обладающий определенной властью.

Но как туда доберешься? С гибелью «Кондора» все осложнилось.

Поеживаясь от холода, на палубу вышел усатый француз. В этот момент выглянула из-за тучи луна, и все вокруг просветлело.

— Не спится? — дружески подмигнул он Миллеру.

Усатый чувствовал некоторую неловкость перед этим человеком, которого обидел вчера подозрением. Человек-шутка сказать — прошел немецкий концлагерь, был обречен на смерть, бежал с горящего корабля, на котором погибли почти все такие же, как он, заключенные, — на «Кап Аркона» их было около пяти тысяч…

Непонятно, почему этот человек показался ему вчера таким здоровяком? А сейчас, при ясном свете луны, нетрудно убедиться, что вид у него довольно жалкий. Весь он какой-то пришибленный, перепуганный насмерть… Надо приободрить его. Человек еще в себя не пришел после всех ужасов, которые выпали на его долю.

— Не спится, — признался Миллер.

— О, я понимаю, — сочувственно подхватил француз. — Но теперь эти ужасы для вас позади. Повесят Гитлера, вернетесь к себе в Германию…

— Только не в Германию, — вырвалось у Миллера.

— А куда?

— Куда угодно, только подальше от Германии. Вы не представляете, сколько смертей я повидал, — вполне искренно сказал Миллер.

— Но ведь вы немец?

— Мне стыдно за то, что я немец. Над всей моей нацией, мне кажется, тяготеет ответственность за злодеяния Гитлера…

В продолжение разговора штурмбанфюрер немного пришел в себя.

— Хорошо идет «Пенелопа», — перевел он разговор на другую тему.

— На рассвете прибудем в Нильсен, — сказал усатый.

Миллер потрогал пальцем горло:

— Пойду в кубрик.

— Простудились?

— Немудрено, — усмехнулся Миллер.

Через некоторое время вдали показалась пристань.

В кубрике матросов уже не было — они высыпали на палубу. Кондорцы помогали своим коллегам. Лишь один Педро по-прежнему спал сном младенца, чему-то улыбаясь.

Миллер схватил его за плечо.

Педро мгновенно проснулся и выхватил из-под плоской подушки нож.

— Спрячьте игрушку, — хрипло прошептал штурмбанфюрер. — Дорога каждая секунда.