Пистолеты. Винтовки. У него была целая коллекция шрамов, оставленных подобным оружием. При виде двух десятков стволов, нацеленных в него, он лишь улыбнулся шире.
— Вы не можете убить меня, — прошипел он. — Даже не пытайтесь. У этой истории другой конец.
Ночной Призрак подался вперед, и на его лицо упал серебристый отблеск маломощных осветительных полос на потолке. Эти заострившиеся черты могли быть вылеплены из алебастра — тепла и жизни в них было не больше, чем в камне.
— Зачем ты здесь? — просил один из аристократов. — Чего ты хочешь?
Ночной Призрак чуял кислую вонь страха в его дыхании.
— Я мог бы потребовать этот город, так ведь? Но он больше не принадлежит вам. Я уже взял его.
Он остался сидеть на спинке трона, окутанный лохмотьями и тенями. Он чувствовал, как давит на них его присутствие — слышал, как под роскошными одеждами текут на пол струйки мочи, слышал приглушенный гром убыстряющегося сердечного ритма, видел, как тонкие волоски встают дыбом у них на затылках.
— Моя миссия состоит в том, чтобы заставить вас подняться над вашей низменной природой. Моя миссия, как высшего существа, превосходящего вас во всем. Я беру на себя грехи этого города, чтобы люди могли очиститься от греха.
Самый храбрый из них вновь подал голос. Взгляд его оставался тверд, хотя пальцы дрожали.
— Так вот в чем состоит твоя философия? На все убийства и святотатства тебя сподвигло… вот это?
— Здравый смысл. Истина. Я постиг, как работают ваши сердца и умы. С помощью этого знания я принес в ваше общество мир.
— Ценой свободы.
Ночной Призрак медленно втянул воздух сквозь ножевой разрез своей улыбки.
— Здесь правит мир, и правлю я. Я не жду от тебя понимания. Ты лишь ничтожный человечек с ничтожными мечтами.
— Ты принес нам покой кладбища. — Аристократ осмелился приблизиться на шаг. — Мир, ценой отказа от свободы выбора, от любых свобод. Город живет в страхе, вынужденный существовать по тем законам, что ты нам навязал.
— Да, — ответил Ночной Призрак. — Да.
— Но каждый грех…
— Карается.
Ночной Призрак вслушивался в ток их крови, подгоняемый суматошными ударами сердец.
— Карается смертью, независимо от преступления. Независимо от размера прегрешения. Горожане живут в молчании, боясь, что единственное сказанное против тебя слово принесет им смерть.
— Да, — Ночной Призрак прикрыл черные глаза, как будто прислушиваясь к этому молчанию, плывущему над городом. — Послушай. Послушай, как звучит безмолвие. Разве это не умиротворяет?
Молодой аристократ покачал головой.
— Как благородно с твоей стороны, зверь.
— Бальтиус.
В устах Ночного Призрака имя прозвучало как шепот ласкающего плоть клинка.
— Ты все еще жив благодаря потенциалу, который я вижу в тебе. Умолкни, и, возможно, я позволю тебе жить и дальше во славу моего терпения.
— Ты — чудовище.
— Нет, — пальцы Ночного Призрака сжались когтями хищной птицы. — Я — посланник цивилизации. Но, чтобы стать светом в вашей тьме, я должен принять на себя покров греха.
Непрошенный гость поднял руку и медленно отвел волосы с запавших глаз.
— Люди — это животные. Звери, если воспользоваться термином Бальтиуса. Но их можно пасти, контролировать, ими можно управлять. Угроза наказания вынуждает их жить в соответствии со строкой закона. Через страх они преодолевают свою животную природу. Я стою на пороге великих свершений, господа и дамы. Великих свершений. |